* * *
- Привет. Митьку не видел?
- Привет. Видел. На Пушкинской он – в офисе. В «Цивилизацию» режется. – Дядя Федор сидит на окне «Огрызка» и допивает маленький двойной с явно немалой частью коньяка в нем.
Черт… Опять опоздал. Митю теперь с компа не сгонишь. Разве что пива принести, хотя выпьет он его быстро, свой сайфгейм доиграть не успеешь.
- Ага – спасибо. Я ему сигарет блок купил, он просил. Пиво есть где-то?
- Да, на Мосбане было, утром еще шесть ящиков оставалось, когда я покупал.
- Свежее?
- Угу – вечернее. Хорошее пиво, они его еще и сухим льдом обложили, только поторопись, а то кончится.
- Ладно. Удачи. А, стой! Игорюха тоже в офисе? Мы сегодня «бомбить» собирались.
- Нет, не видел его. Может, шефа возит.
- Ну ладно, увидишь – скажи, что я искал.
- Угу.

Через двадцать минут, с двумя бутылками пива уже в офисе: идет процесс отманивания Мити от компа:
- Митька, пива хочешь?
- Хочу.
- Меняю пиво на час «Цивилизации».
- Погоди. Меня тут немцы опять гнобят. Сейчас отобьюсь – пущу.
- Митька… Пиво согреется.
- Ничего. Пиво – не водка, можно и теплое попить. И вообще, чтобы не грелось – в холодильник поставь.
- Митька, а я тебе сигарет, кстати, принес. «Бонд», как просил. Вчера у дома моего в гастрономе продавали – взял сразу два блока.
- Это хорошо… Сейчас пущу, погоди немного.
Еще через двадцать минут двестивосемьдесятшестерка, скрипя винчестером, записывает Митьку в анналы мастеров «Цивилизации», подгружается вчерашняя игрушка. Митька разваливается в кресле рядом с компом, с довольным видом потягивает пиво и тыкает пальцем, что лучше сделать. Впрочем, игрушка безвозвратно проиграна еще вчера, орды кочевников занимают один за другим города, вырезая при этом население под корень. Вскоре присоединяюсь к Митьке, в наглую потягиваю пиво из его бутылки, и слушаю в пол-уха его рассказ о высоте лобной кости и зависимой от нее способности логично мыслить.
Игорюха появляется нескоро. С осоловелыми глазами загнанного кролика, он вваливается в офис, сопровождаемый привычным грохотом входной двери. Видимо, опять всю ночь «бомбил» на «Вольво» шефа, используя ее в «личных целях». Правда машина, говорит, заправлена.
Ехать «бомбить» еще рано, и принимается решение сходить «еще за пивом», благо деньги какие-то есть. От Пушкинской до Мосбана пешком десять минут. Ребята расположили свою точку продажи ворованного пива стратегически верно, в проходе между двумя домами, прямо на тротуаре. С одной стороны здесь есть тень от стены, что закрывает пиво от прямых лучей солнца, с другой - мимо не пройдешь, это самый удобный подход к пригородным платформам. К домам, между которыми находится проход, клеятся ларьки кооператоров, только недавно вырвавшихся из-под гнета государства воров чужого труда. Три «звукозаписывающих кооператива» в одном проходе – три вора соперничают в скидках на запись ворованных голосов и гитарных рифов. Из каждого ларька льется свое ворованное, каждый старается включить запись громче, чем у соседа. Получается жуткая какофония:
«Нинка, как картинка с фраером гребет…
Deutsche Soldaten, Unterofiziere…
How I wish, how I wish you were here…»
Однако пиву это не мешает, ему все равно, кто и что ворует, пиво уравнивает собой любые социальные слои, и у точки его продажи с равной долей вероятности можно увидеть блатного, волосатика или просто бомжа. При этом конфликт может развиться только в случае, если пива осталось мало.
Игорюха жадно провожает взглядом пузырьки, что скользят изнутри по стенкам бутылки с пивом, поднесенной к страждущим губам. Ему нельзя – он за рулем.
Благостное состояние души, навеянное пивом, быстро улетучивается по возвращении в офис: комп занят Полькой, при этом ее оттуда не выгонишь, она приказы пишет. Ничего не остается, кроме как ретироваться из офиса все в тот же «Огрызок» и залить пиво маленьким двойным кофе. Черная жидкость, чуть прикрытая пенкой, разводит содержимое желудка до вполне приемлемого состояния; пара пирожных, уже жестковатых, но еще вполне съедобных достаются «в нагрузку»: все равно списывать.
Солнце уже заканчивает свой «путь небесный», пора выдвигаться на «бомбежку». Хорошо, что «Вольво» на газу – с бензином уже четвертую неделю плохо в Питере. Иначе бы не видать денег, и пива, как следствие, тоже не видать.
Череда улиц и лиц, фонарей и витрин. Пионерская, Купчино, Веселый Поселок и снова центр. Справа от сиденья, у двери лежат нончаки: две бывших ножки букового стула, обтянутые черной кожей и залитые свинцом, заклепанная цепь как связующее звено между ними. Ею хорошо захватывать запястье или шею. При выбросе из захвата под плечом свинцовое окончание становится окончанием жизни при попадании в голову или грудь. Бутылка из-под шампанского разлетается, свистя осколками, лист фанеры «пятерка» пробивается насквозь, выставляя с другой стороны щепки-иглы и кругленькое навершие в квадратном проломе.
Двое в машине – необходимость. Слишком много на улицах халявщиков и просто бандитов – одному страшно. Заработок делится на трети – треть «охраннику», остальное водителю.
Машин на улицах мало – все стоят в очередях за бензином, конкуренции почти нет.
Игорь проскакивает мимо голосующей парочки, ругается, сдает назад, подбирает их. Голосовавшие молча сидят сзади, спереди тоже никаких разговоров – при клиентах не очень принято, да и о чем – все уже давно обговорено. Не о женщинах же говорить и не о погоде.
С чуть брезгливыми улыбками почти владельцев «Вольво» - мимо длиннющих очередей отечественных развалюх, хозяева которых терпеливо ждут своей очереди. Перекупщики "очередности" предлагают место поближе к заветной колонке, спекулянты - просто бензин в пятилитровых банках. Правильно – в канистрах уже никто не покупает, слишком часто продавали воду или дизель. Ходят слухи, что на нескольких заправках были беспорядки – били перекупщиков и, видимо заодно, их клиентов. Еще зацепили шашлычников, что стали появляться вдоль дорог со своими кепками и неизвестно откуда добытым мясом. Милиция приезжала обычно поздно: уже все было тихо и мирно, одни отмывали кровь с монтировок, другие с лиц. Народ на последней стадии – злость вырывается под любым предлогом. Хорошо, что с хлебом вроде все утряслось: теперь можно и днем купить, не нужно стоять в очереди ночами или подъезжать к хлебозаводу и покупать у водил.
Нужная улица, заезд во двор, чтобы высадить клиента. Темный питерский двор, каких много. Блеск у глаз. Нож у горла почти взрезает кожу. Страх стекает струйкой холода по спине, выплескивает испарину на лбу.
- Деньги!
Господи, храни идиотов! Нож слева от горла, в правой руке нападающего, левая лежит на шее Игоря. Игорь тихонько тянет деньги из заднего кармана. Пока внимание приковано к Игорю, никто не замечает движения правой руки, опущеной вниз.
А вот девушка явно сама не ожидала такого развития событий: сидит в дальнем левом углу салона, испугано смотрит на своего «друга», тихо твердит:
- Не надо, ну пожалуйста! Не надо, прошу!
- Заткнись, сучка!
«Достав перо – бей», говорят зэки. Не многие смогут привести в жизнь эту нехитрую, в общем, формулу.
Цепь петлей обхватывает запястье, когда рука с ножом двигается от одной шеи к другой. Мокрый хруст – то ли ломается кость, то ли рвется кожа, то ли и то, и другое. Громкий, почти киношный крик боли, звяканье падающего на ручник ножа, щелканье женских ногтей по пластику двери в поиске ручки – все почти одновременно и при этом разорвано миллисекундами между «похоже, успел» и «уфффф».
- Отпусти, сука!!! Отпусти, ты мне руку сломал, падла! Отпусти! Больно!!!
- Игорь, на, держи палки. Я выйду – вытащу "это". Только не отпускай, пока не скажу. Девушка, не бойтесь, сейчас все нормально будет. Ты, тихо сиди, понял?!
В голосе ничего мужественного – на последних словах дал «петуха».
Трясущаяся рука не сразу нащупывает ручку двери, тянет ее на себя слишком резко, пластмасса её срывается с потных пальцев и с громким клацаньем ударяется о раковинку, в которой она обычно утоплена. Задняя дверь тоже открывается не с первого раза: нервы… Короткая возня и повторный вой боли, рука нападавшего со второй попытки заломлена за спину, человек распят: одна рука, которой даже просто двинуть больно, почти у лобового стекла, лицо уткнуто в живот девушке, она, подняв руки, жмется задней двери, стараясь не коснуться скрученного человека, с брезгливо-испуганным выражением на лице. Стоящий на коленях нападавший обмяк, кажется, потеряв сознание от боли. Чувствуется запах мочи – придется мыть машину.
- Игорь, отпускай, он «готов», похоже.
Вытащенный за ворот, брошенный на газон парень не двигается.
- Эй! Ты жив?
Тишина. Нафиг – надо сваливать, пока кто-нибудь не вызвал милицию.
В машину.
- Игорь, рви давай отсюда, пока не поздно!
Где-то под ногами звякает выроненый нож.
- Что с этим-то?
- Не знаю. Похоже, сознание потерял.
- А не помер?
- Да нет, не должен. Крови нет. Просто руку сломали. Разве что от шока... Можно для очистки совести вызвать «Скорую».
- Из следующего автомата вызовем. Девушка, у вас все нормально? Где вы его такого нашли?
- В ресторане, случайно. Они с другом меня и подругу позвали – мы и пошли. Погуляли, посидели. Потом он сказал – ко мне поедем, только еще к одному другу завернем.
- Ну вы даете! – раскуриваются две сигареты, одну водителю, другую себе. Трясущиеся пальцы не сразу зажигают спичку.
- Блин, взял бы прикуриватель.
- Забыл! Представляешь?
- Угу… Девушка, вам-то куда?
- На Ваську. Только у меня денег нет.
- Не страшно уже. Не бросать же вас тут. Правда, под мосты уже не успеем. Кстати... А ты денег у него посмотрел?
- Вот черт! Нет… А надо было!
- Да ладно – это было бы уже грабежом… Статья…
Приходит понимание абсурдности ситуации – и вместе с пониманием приходит смех. Освобождающий от страха, от нелепости этого мира, от тряски рук смех.
Истерика.
Благодатная, исцеляющая от всего истерика.