Вот вы говорите – сядь, напиши, расскажи…
Что рассказать-то? Что вообще можно рассказать о том, что сам не всегда можешь вспомнить?

А вот...
Клопов было слышно. Они выходили ночами на охоту, покидая свои убежища под обоями и за плинтусами и спускались поближе к теплой крови, что поддерживала жизнь в их тельцах еще на какое-то время и давала возможность произвести потомство. Выходили тогда, когда все было выпито, и все засыпали согласно штатному расписанию. Басманов, вечный папа всех сайгоновских пионеров, – в большой комнате на постели, остальные где попало: в маленькой комнате на полу, на кухне на диванчике, ну или на полу в большой комнате, если Басманов спал один. А вот клопы были крупные, откормленные. Когда они спускались по старым обоям, спеша к нашим спящим тушкам как алкоголики к пивному ларьку, было слышно шуршание их ног по местам, где ветхая бумага неплотно прилегала к стене. Кусались они тоже неслабо, как обычно выяснялось утром: чесались все, не взирая на штатное расписание – даже Басманов. Неудивительно, что вскоре на Лурьешнике* появилась фраза, которая обвиняла клопов во всех смертных, да и в простых грехах: «Это все клопы…»
Вечерами… Вечерами можно было: напиться, посмеяться, устроить любую из истерик, попробовать кого-нибудь соблазнить, повисеть минут двадцать, зацепившись руками за перила балкона, говоря при этом, что вся жизнь – говно, что бабы – ..., понять за это время, что все это фигня и что падение со второго этажа на кусты все равно ничего не принесет, спеть все что угодно, кроме рока – ну не любил его Басманов. А так как вписывал** он, то и музыку заказывал он. В прямом смысле этого слова.
Был у Басманова еще топорик. И солдатский ремень, залитый свинцом. От гопников помогало... Как-то раз он спас хиппушку из пионеров, которую били два здоровых мужика: кинулся на них с топором... Убежали они. Мы их так и не догнали – хорошо они бегали.
А еще все это было летом. Кису как раз собирались посадить. За сопротивление сотрудникам милиции и ношение оружия (у него нашли складной нож). А то, что сотрудники эти назвали девушку Кисы лахудрой, как-то не заметили. А Киса горячий парень был, не сдержался, ну и сказал все, что думал о сотрудниках. Так и завелось, поехало. Подрались, в общем. Правда, можно ли назвать избиение Кисы сотрудниками милиции дракой, суд не выяснил, зато элементы сопротивления этим сотрудникам, по мнению суда, были налицо. Правда, у Кисы нашелся папа, который свел все, кажется, к уходу в армию…
Киса был другом. Который поил всех в связи со своим уходом. Из нашей жизни.
В общем, повод был. И пошли мы все за пивом. В розлив пиво было. С детской ванночкой на двадцать литров и тремя трехлитровыми банками пошли, не просто так.
Дело было на Удельной. Прямо возле переезда через железнодорожные пути, на дороге, которая заканчивалась в Скворечнике****, был пивняк. Ну, и в розлив там пиво тоже давали. Правда, такой тары, как у нас, там, кажется, еще никогда не видели. Но налили. То есть попробовали не налить, но мужики в очереди так ржали, что решили все же налить. Ради рекламы что ли. Или от удивления. Обратно мы шли… Красиво мы шли, вот. Так красиво на улице ни шел никто: жарко, пыльное питерское лето гоняет по разбитому асфальту горячим ветром, наполненным выхлопами автомобилей, окурки, мужики копают лопатами канаву, их оголенные торсы покрыты потом, присыпанным пылью, люди спешат по своим делам: кто на платформу к электричке, что повезет их в своей душной переполненной утробе на дачу, кто в Скворечник – навестить скорбных разумом родственников. А мы, без зазрения совести, несем мимо всего этого пиво. В детской ванночке. Даже на девушек, что по причине короткости лета в Питере одеваются легко, порой даже легкомысленно, обращали меньше внимания, чем на нас.
Неудобные, почти проволочные ручки режут руку, и мы часто останавливаемся. Возле перехода через дорогу, просто в тени дерева, возле мужиков, что копают канаву. Встаем на колени и молимся Бахусу, прихлебывая пиво прямо из ванночки. Мужики изнывают от жары, их мозолистые руки втыкают лопаты в дно канавы, жадные взгляды провожают каждое движение наших кадыков, что проталкивают пиво по пищеводу туда, где оно переродится в счастливое опьянение, беззаботность и, отработав свое, перейдет в навязчивое желание посетить туалет.
Первым сломался… ковш. Ну да, а вы что думали? Если одним ковшом из детской ванночки черпают пиво человек восемь нетрезвых подростков – тут попробуй, не сломайся. О дно, опять же, задевают. Ковш выбросили, продолжали черпать кружками…
А ночью, часа в два, мы, пьяные и беззаботные, поехали в гости. С Сашкой. На другой конец города – в Попугайники. Позвали нас, поставив задачу "снять" двух девушек, не уточняя для чего. Автостопом поехали, ибо денег уже не было. Совсем. И через мост разводящийся перепрыгивали. Красиво, опять же. И с девушками на набережной знакомились… А потом всю ночь проболтали с ними на кухне, под аккомпанемент эротичных стонов, что доносились из комнаты хозяев. Но это уже другая история.
А Кису я больше никогда не видел. Правда, мне от него досталась в подарок кожаная куртка. С заклепками. Теплая. И я каждый раз его вспоминал, когда ее разношенная, истертая и местами даже прорванная кожа уютно обнимала мои плечи. И лето вспоминал. Вот только лица Кисы я не помнил. Совсем. Хороший был парень.
Друг?
-----------------------------------------------
*Квартира, принадлежавшая семье Лурье
**Вписка: место, где можно было переночевать, "вписаться"
***Пионеры: новички в Сайгоне
****Скворечник: Психиатрическая больница им. Скворцова-Степанова