Deutsch
0 просмотров
Дайвер
Alex27j
01.11.05 13:39  Будка (upd)
- Entschuldigen Sie, ich kann kein Deutsch...*
Представляю себе, что думала бедная немецкая девушка в тот момент, когда я ответил так на ее вопрос. Это была специально разученная фраза, повторяемая за день по нескольку раз, этакий универсальный спасательный жилет. К моему расстройству, все портил музыкальный слух, что помимо моей воли заставлял запоминать фразу со всеми интонациями и нужными перепадами. Результатом были обиды, немцам казалось, что над ними издеваются.

Я как раз стою возле единственной в ближайшей округе телефонной будки и жду, пока она освободится от ига сидящего в ней уже минут сорок парня. Сидящего нагло, упершись ногами в стекло и пристроив тощий зад на полку-держалку для телефонных книг. Сами книги, уже давно не менянные, свисали с этой держалки обрывками желтых страниц, тянулись лентами к собратьям на полу. Сама будка была какой-то пародией на цыпленка: округлая, уютная, единственными не желтыми пятнами на ней была красного цвета реклама и серого - сам телефон.
Девушка ждать не стала, и, поджав губы, ушла под аккомпанемент моих внутренних вздохов. В таком возрасте трехмесячное воздержание рушит любые языковые барьеры. Куда сложнее порушить привязанности. Живой тому пример - мое стояние именно у этой будки. Дело в том, что именно эта будка содержит в себе вожделенный всеми иммигрантами предмет: сломанный телефон, в приемной щели которого заклинило монетку. Сломан он только второй день, и потому о нем еще никто не знает, даже вездесущий Андрей из Одессы, что живет на Fischerufferstrasse, самой старой улице города.
Эта улица спускается от самого замка, в его подземельях уже несколько сотен лет подозревают и ищут сокровища епископа, которому и принадлежал этот замок, построенный на возвышении над руслом, теперь уже бывшим руслом, реки Эльбы. Теперь тут протекает только ее приток - Ohre. От замковой площади, некогда величественной, осталась только битая брусчатка, да подвал на месте то ли раскопок, то ли бывшего погреба. Сам замок все еще стоит, не смотря на все войны и тысячи захватчиков разных национальностей, прошедших через город Вольмирштедт. В свое время город был назван "ключом", ибо стоял он на единственной в округе переправе через Эльбу, как раз на пути к Магдебургу. Сам Наполеон был здесь: ночевал у беглых гугенотов, что построили себе жилище и кузницу прямо возле переправы.

Андрюше, впрочем, это не интересно: он живет только рэпом (“H-h-hhammer!” – его кумир), воспоминаниями «за Одессу», да лечит втихаря от отца триппер, что привез из проведенного в Одессе же отпуска. Изредка мечтает найти работу – да как, языка не знает, жилья нет, хотя явно видно, что и желания-то тоже нет.
Впрочем, молодой человек уже заговорился, еще бы – халява. Я за это время уже несколько раз влезал в спасательную жилетку и получал недоуменные взгляды. Пора бы его поторопить, да как – не зная что сказать?
На улице уже темнеет, осень прочно вошла в свои права. По городку, еще не так давно бывшему частью Восточной Германии, стелется уже даже первый вестник зимы: тяжелый дым из топимых углем печек. Кстати, еще одно, что я никак не могу понять: как эти экономные, даже прижимистые люди могли придумать настолько неудачную конструкцию печей? Загруженная по полной программе чугунная печурка, нагревается от бурого угля почти до красного цвета, но вот держит она тепло крайне недолго: час, не больше. Неудачная конструкция приводит к тому, что все тепло тут же выдувается буквально в трубу, у которой попросту не предусмотрено заслонки. Считается, что достаточно закрывать поддувало, но ведь его не закроешь раньше времени, можно и угореть. Приходится ждать, пока не прогорит весь уголь, после чего даже с закрытым поддувалом все тепло выносит за какие-то минуты. Русские тут же усовершенствовали печи: добавили «змеевик», составив его из кусков железной соединительной трубы, что должна служить лишь коротким переходом от самой печи к дымоходу. Теперь тепло получило куда большую площадь для отдачи себя холодному, осеннему воздуху в комнате, уменьшилась тяга, как результат этого уменьшился расход угля. Правда, нововведение приходится прятать от трубочистов, ибо оно не соответствует норме.
Да-да, тут есть те самые, настоящие трубочисты из старой детской сказки: в черном цилиндре, черной же спецовке, с лестницей на плече и длинным тросом с ёршиком на его конце. А еще тут есть совсем непонятное мне существо: мясник. Настоящий мясник, что держит собственную мясную лавку. И пекарь. И улочки тут в старом городе узенькие, именно такие, что очень просто удержать вдвоем или втроем, имея копья. Именно о таких улочках мы думали в детстве, играя в рыцарей. И – телефонные будки ярко желтого цвета.
Стучу в окно будки, подгоняя парня, все же час – это слишком. Он и правда закругляется – теперь моя очередь устраивать зад на полке-держалке.
В руке – последняя сигарета из целых. Завтра придется курить бычки: сигареты стоят запредельных денег, три сорок в марках. Учитывая, что пособие мизерное, а работы за три месяца пребывания, конечно, не найти – огромные деньги. Конечно, можно доехать до СА (советской, вернее, уже российской армии), части которой располагаются по всей территории бывшей ГДР и уже готовятся к выводу. Там можно купить все: от водки до сигарет по смешным, в общем-то, ценам, если сравнивать их с немецкими магазинными. Но все это – завтра. Ничего, утром можно и бычок покурить – благо, их там отложено немало.
А сейчас – вечернее наслаждение, подаренное немецкой безалаберностью и Телекомом.
Быстро набирается код страны, оставленной за спиной без сожалений, код города, вырезанный на душе многомесячной разлукой. Чей телефон набрать сегодня? Ну-ка… Им я еще не звонил.
- Привет, это я. Узнали? Да, я. Да. Я в Германии, где мне еще быть. Что, так хорошо слышно? Ну, так у нас тут все же не Россия, связь-то работает! Ну, как вы там? Рассказывайте. Да все рассказывайте! Мне нужно знать, что вы еще есть. Васька? Да ну?!
Идет тысяча девятьсот девяносто третий год. Первый год. В этот год я начал забывать.

---------------
*Entschuldigen Sie, ich kann kein Deutsch. Извините, я не говорю на немецком
#1