Ручейки крови сбегали по коже на клеенчатую скатерть, собирались в лужицу, набухающую с каждой минутой все больше. Скатывались из разреза, оставленного острой бритвой.
«Хватит, наверное...» – подумала девушка, перехватывая руку жгутом. Было больно, как всегда – сладко-больно.
Рана привычно быстро перевязана, жгут снят. Девушка, по сути, еще девочка, окунает палец в остывшую уже кровь. Водит окровавленным пальцем по предплечью, старательно повторяя узор уже заживших и еще заживающих порезов. Их приходится постоянно прятать под длинными рукавами.
Точность очень важна: ворожба требует. Полоски складываются в кабалистические узоры, красными змейками оплетают предплечье, штрих за штрихом стремясь к совершенству. Кажется, все верно.
«Да?» - спрашивает она.
«Да!» – ответ четкий и ясный.
Облегченно вздохнув, она откидывается на спинку стула. Рука болит и зудит, и девочка трет повязку, которая уже начинает пропитываться кровью: рано сняла жгут...
«Ну и ладно – наложу еще раз», – думает она как-то сонно.
Это же для благого дела, потерпит...
* * *
– Когда выезжаем?
– Не знаю, солнце мое. А надо, да? Может, в следующие выходные?
– Никак. Там командировка будет, боюсь. Так что либо в эти – либо через неделю. А мы и так уже две недели не были дома. Выбор невелик.
– Ну хорошо. Тогда давай по билетам смотреть. Будут недорогие – поедем.
– Что, у тебя опять планы на выходные? Твои дурацкие тусовки? – Женщина начинает заводиться.
– Нет, никаких тусовок. Устал за неделю очень. Мне бы выспаться хоть на выходных. А тут – опять поезд, носковая вонь, утром вопли проводницы...
– Кто тебе мешает лечь пораньше? Вот сейчас и ложись. Прямо сейчас! Ты хоть помнишь, когда мы ложились спать вместе? Так, чтобы обнявшись, рядом, как когда-то?
– Я не засну... Кофе напился, на работе перенервничал – мне хоть немного отвлечься, отдохнуть, скинуть пар... Вот монстриков полчасика постреляю – и лягу.
– Ну конечно, нарисованные монстры интереснее, как же! Это, несомненно, предпочтительнее, чем лечь в постель с женой!
– Ты знаешь, иногда – да. Они, монстры, тем и хороши, что нарисованы! – В голосе мужчины, сидящего у монитора, прорывается откровенное раздражение.
Женщина, кажется, потеряла дар речи: ее красивые губы открылись в немом возмущенном «О», руки сплелись перед грудью в изломанный замок.
– Что ты сказал?! Нет, что ты сказал?! – смогла она наконец выдавить из себя. – То есть ты хочешь сказать, что я – монстр?! Как ты можешь?! Да как у тебя язык поворачивается? Я изо всех сил стараюсь сделать так, чтобы выглядеть хорошо, трачу на это столько усилий и денег...
– Наконец-то ты это признала. А то все только меня в растратах упрекаешь... – меланхолично, чуть с ленцой говорит мужчина.
– Да, и в растратах на воздух! Для меня внешность решающа, я не могу явиться к клиенту растрепой! Это тебе не под компьютерными столами ползать – там люди с высшим образованием, директора компаний!
– Ну да, под директорскими столами ползать куда приятнее...
Истерика заполнила комнату, расползлась по углам, засочилась ядом, выедая мозг. Взаимные упреки привычно перекидывались, как теннисный мячик, через сетку собственного восприятия, противники обменивались отработанными ударами, стараясь пробить столь же привычную защиту. Правда, это не удавалось: мало какой аргумент действительно доходил до цели, не разбиваясь по пути о контраргументы, хотя и первых и вторых становилось все меньше. Близилась развязка.
– Ты бы хоть о дочери подумал! – Это стало первой ошибкой.
– Я?! Я должен думать о том, о чем я тебе говорил еще два года назад? Ну-ка вспомни, чья была инициатива остаться здесь во что бы это не стало? Кто собирался жизнь положить на то, чтобы спокойно ползать под этими самыми директорскими столами? Если понадобится – то не только свою жизнь? За что боролась – тем так тебе и надо!
- Да?! А за счет чего ты живешь? На что бы мы кушали, если бы не я? На твои жалкие заработки? Это у тебя – никаких обязательств! А у меня – ребенок! Семья! И если ради них, ради их достатка, придется ползать под директорскими столами – я буду это делать!
– Лучше бы вместо достатка ты дала им любовь! Достаток – это, конечно, хорошо, но...
– Не «но»! На что бы ты покупал все эти штучки, на которые тратишься, а? Ты живешь одним днем, не думая о завтра! А я создаю ей основу! Основу для будущей жизни!
– Ну да... Основу бездушия и потребительства... Ты...

Телефонный звонок прервал его на полуслове.
– Да! Да, я… Что? Да... Где?! Когда? Откуда? Что значит – мне лучше знать? Да... Завтра будем. Нет, я знаю, где находится Скворцова-Степанова. Да. Завтра.
Бессмысленный взгляд, рука с так и не повешенной трубкой безвольно свисает вдоль тела.
– Что такое? Ну же! Что случилось? Не молчи!
– Она в больнице. Порезала вены. На руках нашли следы старых шрамов. Она в психушке. Дочь. Слышишь? Ты вообще что-то слышишь?! В психушкеееее!!!

Прежде чем истерика смогла прорваться, он вскочил, дернул ее за руку, потащил в ванну. Холодная вода – и слезы, по красивой маске, вниз, на блестящие штучки, каскадом, на белую блузку. На всхлипы и боль – прямо из душа, пусть лучше отфыркивается, чем кричит.
Переодеть. В машину – и за билетом.
Очередь. На ближайший. Не важно – давайте, что есть. Пусть сидячка. Пусть через два часа.
Зал ожидания полон; ворочается, устраиваясь на ночлег в неудобных креслах, расставляет поудобнее баулы, ругается и пьет.
Милый, наивный плакатик социальной рекламы: «играть – одна, рисовать – одна, гулять – одна... А вместе когда? Мама, папа – Я У ВАС ЕСТЬ!»
Плакат замечают оба – одновременно.
Слезы рекой, красные глаза – и ни слова. Нечего сказать.
Есть...
Но нечего. Так бывает.
* * *
Узор складывался плохо, неверно: видимо, последний надрез пошел не так, как нужно, или это от того, что его зашили. Ответ был «да», но когда – ответа не было. Надо бы еще раз, но никак: нечем, постоянно следят медсестры.
«Да...» – но они так и не приехали.
А в школе, наверное, пишут контрольную – ей не придется. Это заставляет улыбнуться рассеяно. Коротко.
Одной двойкой меньше. Одним телефонным скандалом. Одной болью.
И опять: пальцем по узорам. Хоть и не по правилам, без крови, но хоть как-то.
Ответ был «Да, приедут». Остается ждать...
За зарешеченным окном беснуется снежная вьюга. Хорошо, что стекло холодное. Уткнуться лбом – и ворожить: по шрамам, по порезам, кровью души, своими слезами. Вверх, вниз, влево. Заученные движения.
Двое идут по дорожке, сквозь снег, сквозь мороз, прикрываясь от ветра воротниками.
Остается всего пара движений – не сделать, порез под повязкой.
Да уже и не нужно. Ответ виден. Четкий и ясный.
Слезы сильнее крови.
«Они уже здесь...»
Перед дверью.

рассказы

#1