Курортная зона всегда аляповата и расхристанна. То, чего не увидишь в обычном городе никогда; то, что считается распущенностью - почему-то отлично существует в курортных городках и здесь считается чуть ли не нормой нарушать привычные устои метрополий.
Едва прикрытые легкими тканями телеса; груди, выпадающие из неплотно завязанных купальников; крикливые продавцы; зонтики в руках; панамки и разнообразные шляпы; смех, пот, изнуряющее солнце и мокрые следы на асфальте – вот в грубом абрис курортного городка, при чем не важно, в каком месте этой Земли.
Добропорядочные отцы семейств распускают неожиданно прорезавшиеся павлиньи хвосты; примерные жены, давно забывшие о косметике, расцветают, как девушки на выданье; молодежь же просто берет свое.
Вечерние романы, романсы, любовь, стихи, кровь на острых ракушках, секс по быстрому в душном номере – и вновь на охоту, в теплую ночь, прохладный бриз, грохот дискотек или прибоя – каждый найдет себе место.
Для местных сезон всегда напряженное время: мало сна, много работы, нервы. Каждый старается откусить свой кусок от пирога, который как раз заквашивается на жарком южном солнце. Еще бы – это время, которое будет кормить их остальные девять месяцев длинного и не очень сытного года. И они торгуются на рынке до хрипоты с приезжими туристами, выбивая еще один доллар или гривну в копилку, помня о внесезоньи.
Вне сезона есть только одна задача: по максимуму приготовится к следующему году. И закупается краска и кирпич, чтобы к началу нового лета встречал городок приезжих веселыми красками главной улицы.
Палаточники, «дикари» – отдельное племя. Это те, кто сознательно готов отказываться от «прелестей» цивилизованного отпуска ради того, чтобы просыпаться под шум прибоя и засыпать под него же. Вечерний костер, шашлык на углях, вечно соленая кожа, ветер – и песни под гитару.
Но и им приходится выбираться в город: за продуктами. Делать они стараются это быстро и четко, роли распределены, время расписано, каждый знает, что он купит, найдет, достанет. Кто-то фрукты, кто-то водку и вино, кто-то пресную воду.
Местные приспособились: продают воду из-под кранов, стоящих в маленьких двориках, застроенных «под завязку» сдающимися комнатами с койко-местами. Довольны все: дикари получают воду, бабушка получает небольшую прибавку к пенсии…
Именно там, за фасадами главной улицы живет курорт.
***
- Падлюка… Нет, вот падлюка, а?! – старушка с сигаретой в руках откидывает в сторону замызганную тюлевую занавеску, выходя на крыльцо. На лицее ее – гнев праведный, гнев человека, оскорбленного в лучших побуждениях.
- Нет, ну это же надо – опять нагадила!
Дворик просто сочится нищетой: грязь, кособокие строения из плохо обработанного песчанника, старый эмалированный таз с ржавеющими уже краями. В тазу – грязные простыни полощутся в дурно пахнущей воде.
- Я ведь ей только что простыни поменяла – а она тут же насрала, а? Ну сколько же можно! Изо дня в день, постоянно… - Жалуется старушка.
- Третий год лежит, никак не помрет. Каждый день под себя ходит, простыней на нее не напасешься. Все, теперь до вечера убирать не буду – пусть в наказание полежит в дерьме, в другой раз подумает, как под себя срать.
- Мать?
- Мать мужа… Разве бы я со своей так стала? А муж - помер он уже, царствие ему, алкоголику, небесное. Вот эта – все еще никак не помрет. Я уж пару раз думала – ну все, отмучалась я, помирает – ан нет. Выкарабкалась. И так три года. – старушка затягивается, бросает хабарик на землю, под ноги.
- Этот год жаркий… Воды мало. Душно. Может, в этом году помрет, а? – с надеждой смотрит она в глаза, ожидая участия.
Из дома слышится тихий старческий плач.
- Ну что ревешь, а? Насрала – терпи. Будешь знать, как чистые простыни пачкать! А ну, заткнись! – Старушка резво бросается в дом, тюлевая занавеска выпускает на улицу волну удушливой вони.
Южное солнце бесстрастно взирает на курортный город; вялой струйкой течет в бутылку пресная вода; где-то рядом, буквально в соседнем дворе, кто-то постанывает в экстазе детопроизводства…
***
- Три гривны! Куда дел?! Где три гривны?! – грохот борьбы, сдавленные писки ребенка.
- Я… Я… Я чупа-чупс купииииил…..
- Сссссученыш! Я тебя за чем посылала?
- За помидором…
- Я тебе что, сказала «ты можешь купить себе чупа-чупс» это долбанный? Твоя мать дала мне всего сто гривен на твой прокорм! А ты – чупа-чупс!
- Тетя, не бей! Ты не имеешь права меня бить! Ты мне не мама! – шум борьбы, визг.
- Ты у меня научишься воровать! Я тебе покажу, как воровать, гаденыш! – женская истерика неостановима, как цунами.
- Мама! Мамочка! Тетя! Больно!
Вырвался, выпал во двор, не заметив ступеней. Прямо на высохшую клумбу. Паренек, лет двенадцати, распухшее ухо, слезы, размазанные по лицу.
Табуретка порвала занавеску съемной хибарки и, чудом миновав голову паренька, разбилась о стену.
- Чтобы я тебя больше не видела, урод!
Детский плач перебивается женскими рыданиями из домика.
Все то же солнце вытирает слезы жаркими лучами, все та же вода медленно течет из латунного крана…
***
- Вино, коньяк!
- Помидорчики, выбираем, девочки, помидорчики-огурчики!
- Виноград, приправы!
- Творожок свеженький!
- А вот кому персики!
Рынок бурлит. Люди мечутся между прилавками, хрустят купюры, меняют владельцев товары. Шумно, жарко, потно – дорого.
- Сыночек, возьми арбузик… - Старушка показывает рукой на пустое место возле прилавка. – Свой арбузик, с бахчи… Муж только утром срезал.
Недоуменные взгляды, кивки, палец у виска – двинутая.
- Бабка, иди отсюда, сколько раз говорить!
Охранник взашей выталкивает бабульку в драной юбке с рынка.
- От ведь, Петровна-то… Вишь как… Как муж помер – так не в себе… И бахчи-то давно нет, все сын пропил – а она помнит… Справный был у нее мужик, муж-то. Все хозяйство держал, всех работников. А как помер – она по миру пошла. – Дама за соседним прилавком даже вытирает что-то в уголках глаз. Не поймешь – толи слезы, толи пот.
- Да… Вот дела какие. Сын-то продал все, подчистую. А она, болезная, каждый день к шести утра – на рынок, торговать… Воздухом… Во как… Слышь, сынок, а может, винца купишь? – Чуть заискивающе спрашивает она, - У меня свое винцо-то, недорого совсем, а? Ну, зато не то, что арбузы у Петровны – настоящее, забористое! Попробуй, а?
Все то же солнце. Вода. Зной. Пыль.
Курорт.