Большинство обвиняемых по "делу двенадцати" отказались от участия в процессе, передает корреспондент "Граней" из зала Мосгорсуда. По последним данным, процесс бойкотируют девять подсудимых. Они встали со своих мест и повернулись к судье Наталии Никишиной спиной. Первым о неучастии в процессе объявил Сергей Кривов. Его поддержали Владимир Акименков, Мария Баронова, Степан Зимин, Алексей Полихович и Артем Савелов. Позже к бойкоту присоединились Александра Духанина (Наумова), Николай Кавказский и Леонид Ковязин...
Причиной бойкота стал отказ Никишиной удовлетворить ходатайство защиты об оглашении протоколов допросов омоновца Дениса Моисеева, признанного потерпевшим от Кривова. Такое решение она мотивировала тем, что расхождений между показаниями Моисеева на предварительном следствии и в суде нет.
Группа поддержки начала кричать: "Позор судье Никишиной! Моисеев - позор России!" В ответ судья потребовала от собравшихся покинуть зал. Затем последовали угрозы приставов. Они заявили: "Сейчас спецназ зайдет - всех вынесет со скамейкой".
После этого подсудимые заявили, что не желают присутствовать на дальнейших заседаниях по делу, и потребовали больше не доставлять их в суд.
http://avmalgin.livejournal.com/

- Около этой бронированной клетки стоят судебные приставы. Судебные приставы — это особые люди, иногда молодые, которые во все черное одеты, дубинка, электрошокер, черный берет, черные сапоги — ну космонавты, и им все можно. Они ходят между родителями, друзьями, которые сидят в зале, и не разрешают общаться с теми, кто сидит в клетке. Я попыталась руками помахать ребятам, подумала, что, может быть, им будет приятно, что знакомая артистка пришла, какую-то радость им доставить. И они все стали мне махать. И тут же передо мной вырос огромный, не скажу слово «амбал», иначе это же оскорбление…
— Нет, это не оскорбление.
— Нет? Амбал — не оскорбление? Огромный молодой амбал, весь в черном, и перекрыл мне эту клетку. Там же уже поженились некоторые, и жены сидят в зале. И они могут только смотреть друг на друга, хотя ничего не видно, очень толстое стекло. И если только какая-то из мам тихонько ручкой махнет — сразу встает государство в черном костюме с электрошокером и дубинкой. Я говорю: «Сынок, бл…, сколько тебе лет?» Он говорит: «Это не имеет значения». Я говорю: «Ты понимаешь, ты народную артистку перекрыл. Я тебе в бабушки гожусь, и ты, сволочь, встал между мной и ребятами, у тебя совесть есть?!» Он говорит: «Не положено». Не положено… Нельзя эту радость доставить тому, кто сидит в клетке. Как будто там звери какие-то сидят, которые перекусают, разнесут, заразят, уничтожат весь этот мир...
Но самое главное, что меня потрясло: перед началом заседания в Мосгорсуде была пресс-конференция, которую попросили провести родители этих мальчиков (они же все молоденькие, там только один Сергей Кривов постарше). Родители кроткие, они не возмущались, они за это время притерпелись, что все время будет насилие, несправедливость, неуважение, жестокость… И страшное доказательство силы власти, что ты никто, ты ничто!
Папа Савелова Артема, седой человек, нестарый, говорит, когда была жара жуткая (а они же 12 человек в одной клетке тогда были и без воздуха, нету кондиционера в этом зале), он ходил с вентилятором, умолял судью, что вот он принес удлинитель и вентилятор для ребят… Он дошел до высшей инстанции в этой судебной иерархии, ему нигде не разрешили ребятам поставить вентилятор. А их в 5 утра будят. Какой-то чаек, дальше их привозят. Они должны пообедать в перерыве, им дают сухую лапшу, ее нужно заварить кипяточком. А судья делает очень короткий перерыв. Я длинно рассказываю, но это страшно! Это маленькая страшная жестокость! Они не успевают эту вермишель сухую заварить, и они не могут пообедать. После суда развозят в автозаках по тюрьмам, они к 12 ночи только возвращаются и не успевают поесть. Два месяца не дают душ принять, потому что по четвергам суд. Страшные вещи родители рассказывали, оказывается, всем родителям с апреля не разрешают повидаться с детьми.
А Акименков, который ослеп… Он в темном автозаке, в темном «стакане», в темной камере, он окончательно потерял зрение. И когда нам на суде показывали видео «Минаев Live», то он пожаловался, этот мальчик Акименков, что он ничего не видит сквозь стекло, а ему показывают, он должен опознавать себя или не опознавать. Правда, там есть, кому опознавать. Человек, который никого из них не знает, но всех опознает, — это следователь Гуркин, который занимается ну просто художественными измышлениями. На нем такая вина!
Когда я была в суде, отсматривалось видео «Минаев Live». Комментарии Минаева совершенно не сходятся с изображением. И видео, что показывали, — это не оригиналы, а копии.
Стоит клетка, а напротив — экран. Я сижу сбоку, судья сидит полулежа и два прокурора, две дамы, крупные такие, сидят полулежа на скамейках, им неудобно смотреть спиной к изображению.
Плохо видно, копия не очень хорошая. Половина кадра — то, что снято откуда-то сверху, что происходило на улицах Москвы, а половина кадра — сидит развалившись в футболке такой веселый Минаев, напротив него — как струна, сидит Марат Гельман, как бы оппонент.
— Вот пара фраз из комментариев Минаева с той трансляции:
«Основная цель митинга — стояние на Каменном мосту и прорыв», «Они прорвали оцепление и идут на Кремль».
— Ну какой Кремль, к чертовой матери! Они шли к кинотеатру «Ударник». Я услышала такую фразу в его комментариях: «Ну молодцы все-таки полицейские, очень мирно все делают, потому что в другой бы стране уже водометами бы их разогнали»...
Я еще до суда была в Фотоцентре, видела съемки крупным планом: фото и видео. Валяется кабинка туалета, и растеклись фекалии по асфальту. И девочку тащат лицом по этим фекалиям, у нее задралась маечка, сиськи голые, и ее за ноги тащат два огромных озверевших мужика. Крупным планом мужик. У него лицо… так в плохих фильмах играют фашистов. Это неправильно так играть. Озверевшая морда огромного мужика бьет в пах мальчика, валяющегося на асфальте и избитого дубинкой. Старая женщина, которую дубинкой бьют по голове. Такое я видела только в городе Брюгге в музее Мемлинга, там средневековая казнь, вот там такие картины.
— А эти фото и видео из Фотоцентра не отсматривались в суде?
— Нет, этого нету на суде»... Комментарии Минаева меня ужаснули.
— А как-то объясняли следователи, прокуроры, почему отсматривается именно эта пленка? Суду же нужно смотреть, что на площади было, а не на Минаева в студии.
— Нет, нам не объяснили.
— Как реагировали на реплики Минаева судья, прокуроры?
— Никак. Вот как лежали, так и лежали…
— А зал как реагировал на его реплики?
— Ну что вы, мы все были тише мыши. Я уже знаю эти дела — выгонят и все. А еще, не дай бог, из-за меня маму чью-нибудь выгонят. Все, что наговорил Минаев в комментариях, хотя они абсолютно расходятся с видеорядом, пойдет в обвинение. Я не знаю, чем он за это расплатится. Если он действительно верующий человек, как он перед Богом ответит: я посадил 12 человек в тюрьму ни за что ни про что. Он-то знает, что это были мирные граждане, ни в чем не виноватые.
— То есть вы думаете, что если бы не было комментариев Минаева, то по-другому бы реагировали и прокуроры, и следователи, и судья?
— Это доказательства. Это доказательства, которые приравниваются к факту. И его комментарии прилагаются к его съемкам. По всему видно, что суд как бы на стороне обвинения.
В перерыве, когда я вышла из Мосгорсуда, совершенно пораженная несовпадением комментариев и видео и того, что я видела в Фотоцентре, и почему это не показывают в защиту, а в обвинение идет пленка «Минаев Live», — ко мне подошел кто-то из журналистов с вопросом: «Как вам Минаев, его комментарий?» Я сказала: «На нем креста нет». Через несколько дней мне домой звонок: «Это кто? Ахеджакова? С вами говорит пресс-секретарь Минаева». Я говорю: «Как тебя, детка, зовут?» Он говорит: «Андрей. Сейчас я вас соединю с Сергеем Сергеевичем, и вы, пожалуйста, — это он мне говорит, — когда я вас соединю, представьтесь».
Через несколько дней мне домой звонок: «Это кто? Ахеджакова? С вами говорит пресс-секретарь Минаева». Я говорю: «Как тебя, детка, зовут?» Он говорит: «Андрей. Сейчас я вас соединю с Сергеем Сергеевичем, и вы, пожалуйста, — это он мне говорит, — когда я вас соединю, представьтесь».
Дальше долго жду, чтобы представиться Минаеву, потому что он меня, наверное, не знает. Я теперь его знаю, раньше не знала. Дальше звонит пресс-секретарь Андрей и говорит: «Вы знаете, он в Париже, я не могу его отловить». Я говорю: «Лови, детонька, я жду». На другой день опять пресс-секретарь Минаева Андрей звонит и говорит: «Вы знаете, он за ночь переехал в Испанию, я его сейчас найду в Испании». Я говорю: «Давай ищи, детка, поговорю с Минаевым». Нету. В Испании тоже не нашли мы его. Хотя каждый раз мне было сказано: «Только смотрите, представьтесь, когда он будет с вами говорить». Наконец через два дня мне звонит сам и говорит: «Это Ахеджакова Лия?» Я говорю: «Да». Сказал, что это Минаев, и говорит, что я сказала, что «на нем креста нет»… Где-то Минаев это отловил, будучи в таких поездках замечательных. Я говорю: «Да, вы знаете, я считаю, что на вас креста нет». Разговор был недолгий. Он сказал: «Я бы всех «белоленточнико» стрелял». «Почему?» — я спросила. Я назвала «белоленточников», среди которых замечательные люди — Эльдар Рязанов (мой друг), Воинов, я назвала очень многих актеров, писателей…
— А Минаев объяснил, с какой целью он вам звонит?
— Я не знаю, что он хотел. Два раза он мне звонил. Сначала по мобильному телефону, потом по городскому. Я его спросила: «С какой позиции вы так комментировали? Это же ложь все! С какой позиции вы ведете себя практически как Мамонтов? Это телевидение Мамонтова…»
На что он (Минаев) мне сказал: «Потому что я люблю Россию. А те, кто ходит на митинги, это все враги народа». Я говорю: «Враги народа сгнили в тюрьмах, чтобы вы могли вот так свободно ездить по Европе, комментировать с экрана телевидения, все что хотите говорить и за это не сесть в тюрьму». Я Солженицына припомнила некстати, он мне тоже сказал: «Да, враг народа, и правильно, что сидел».
— Солженицын — враг народа?
— Да. В общем, мы говорили о его любви к Родине и о врагах народа, к которым я отношусь. И вот Минаев мне говорит: «Я бы «белоленточников» стрелял, потому что сытые все идут на митинги, за деньги Госдепа». Слово «госдеп» для меня пароль — как только мне говорят, что «за деньги Госдепа», «печеньки», я дальше разговор не продолжаю, потому что я понимаю, что надо мной издеваются. На слове «госдеп» я закончила разговор, я сказала: «Пожалуйста, на этом расстанемся, и забудьте мой телефон, никогда в жизни больше мне не звоните».
— Минаев кажется абсолютным эгоистом, циником. И почему его вдруг так задело ваше высказывание? Наверняка ведь не только вы говорите…
— Нет, ну если бы он слышал, что о нем говорили на пресс-конференции перед судом и Оля Романова, и родители, и все, кто был накануне на суде… Он (Минаев), конечно, не приходит в суд, но с его камерами ходят и отлавливают каждый момент: поковырялся кто-то в носу — тут же его снимают; кто-то почесался… Снимают постоянно, и снимают все. И снимают как-то провокационно.
— Вот цитата Минаева из «Твиттера»: «А про Бога — это вам за актрисой Ахеджаковой в очередь надобно. Она, правда, еще про крест нательный очень интересовалась».
— Не интересовалась. Я знаю, что на нем нет креста. Не в том смысле, что у него нет крестика. Крестик может надеть кто угодно, даже палач! Палач может ходить с крестиком, ходить в храм, отмаливать там… Отрубил голову, пошел покаялся.
Я знаю, что наверняка он сильно православный, религиозный, что он ходит целовать Пояс Богородицы, ходит поклониться Кресту. И, наверное, без очереди прошел с камерой, потому что очередь была на десятки километров к Кресту Андрея Первозванного. Я видела эту страшную очередь. Думаю, что он там был. Наверное, у него есть крестик, они сейчас все православные, даже подлецы, даже провокаторы, они все с крестиками. И они все готовы растерзать, убить, распять этих девочек из Pussy Riot.
Но креста на нем (Минаеве) нет. Это такое выражение есть в русском языке о человеке, который преступает заповеди.
— А какие заповеди он преступил?
— Он клевещет, он лжесвидетельствует. В нем нет никакого милосердия. Ведь он понимает, что это видео с его комментариями засовывает в тюрьмы невинных людей. Я уверена: он знает, что они невинны и что не было никаких массовых беспорядков, а были заранее спланированные провокации, скорее всего, силовиками спланированные.
— И он вам больше не звонил?
— Нет, больше не звонил, но думаю, что он проявится. Он не отмщенный остался.
— То есть он должен вам сделать какую-то гадость?
— Обязательно. Вот он не отмщен. А он привык быть отмщенным

Я, кстати, тоже смотрела это "Минаев Live", уже тогда это была мерзость, а то что эту мерзость используют в суде, с этими мерзостными комментариями - мерзость втройне.
Ахеджакова очень милая женщина, немного не от мира сего, мне даже трудно представить, что она, бедняга, чувствует находясь во всё этом. Но уважение к ней безграничное, за то что спустилась со своих высот и не побоялась окунуться с головой в это дерьмо.