Вход на сайт
170 просмотров
назад
05.11.09 09:25 Сонька - "Золотая Ручка"
ну а теперь познакомимся с моей самой любимой женщиной))
Сонька - "Золотая Ручка"
Сфера деятельности: аферистка, воровка - легенда криминального мира
Страна: Россия
Годы жизни: 1851 - после 1905
мне так нравится этот сериал!!
очень красиво снят))
и артисты подобраны как по заказу))
Кино-сериал <Сонька "Золотая Ручка"
Сонька - "Золотая Ручка"
Сфера деятельности: аферистка, воровка - легенда криминального мира
Страна: Россия
Годы жизни: 1851 - после 1905
мне так нравится этот сериал!!
очень красиво снят))
и артисты подобраны как по заказу))
Кино-сериал <Сонька "Золотая Ручка"
05.11.09 09:40 
Re: Сонька - "Золотая Ручка"
Общая информация
Сонька-Золотая Ручка, она же Шейндля-Сура Соломониак, она же Софья Блювштейн, она же Соня Школьник, она же Соня Бренер – героиня нескольких десятков песен, трех десятков романов и более пятнадцати художественных фильмов. Ее имя занесено в учебники по криминалистике. Полиция России и всех стран Европы охотилась за ней. Каждое ее «дело» было тщательно продуманным театральным спектаклем.
Шейндля-Сура Лейбовна Соломониак (в документах Министерства внутренних дел – Софья Ивановна Блювштейн) родилась в городе Варшаве в семье мещан иудейского вероисповидания. В уголовных делах, в графе определяющий социальный статус писалось – «варшавская мещанка».
Даты рождения также разнятся. Называют 1859, 1855, а также 1846 годы. Вероятнее всего годом рождения Соньки нужно считать 1851 год. На эту дату указывает документальное свидетельство крещения Соньки на Сахалине. Данный документ гласит: «Тысяча восемьсот девяносто девятого года июля 10 дня, нижеподписавшаяся крестьянка из ссыльных Тымовского округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн, даю показания в нижеследующем. Родилась я в городе Варшаве от родителей мещан, иудейского вероисповедания. От роду имею 48 лет. До ссылки на Сахалин имела законного мужа Михаила Яковлева Блювштейн, которого в живых нет, от него имею двух дочерей - Софью 24 лет и Антонину 20 лет, они живут в Москве».
Семейка у Шейндли-Суры Соломониак была еще та. Родители занимались скупкой краденого и контрабандой. Сестра Фейга была воровкой. Обитали они на Малороссийской улице «в непригодном для жилья подвальном помещении». И, в целом, бедствовали.
Под давлением родителей в 1864 году восемнадцатилетняя Соня вышла замуж за добропорядочного бакалейщика Исаака Розенбанда. Родители мечтали, что когда-нибудь Шейндля вырвется из грязного преступного мира, в котором пребывали они сами. У них родилась дочь Сура-Ривка. Какое-то время Сонька более или менее прилежно играла роль жены и матери. Потом ей это надоело. И через полтора года она сбежала, прихватив, находившиеся в кассе лавки наличные. Что-то около 500 рублей.
Второго мужа – старого, богатого Шелома Школьника, за которого она вышла в 1868 году, – Сонька тоже оставила без денег.
Потом она еще не раз выходила замуж на неделю-месяц и всегда сохраняла за собой старый паспорт с очередной фамилией. Завершал список мужей Михель Блювштейн, карточный шулер и вор. В него Соня влюбилась по-настоящему и его фамилию носила до конца жизни. Брак подарил ей дочку Таббу, но быстро распался, потому что супруг бесился, когда Соня решала свои дела с помощью сексуальных чар. После неудачного дела Блювштейн был вынужден удариться в бега, оставив жену с ее основной и, пожалуй, главной страстью – к деньгам и бриллиантам.
Криминальный талант.
Сонька была чрезвычайно изобретательной преступницей. У нее были свои "коронные" приемы: под специально отращенные длинные ногти она прятала драгоценные камни, туфли со специальными каблуками, к которым «вовремя» прилипали ювелирные украшения, для краж в магазинах имела платье-мешок, в котором мог спрятаться целый рулон ткани. Выходила на дело с обезьянкой – пока хозяйка торговалась, зверек проглатывал камни, а дома освобождался от них при помощи клизмы. Она постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Но главным в ее арсенале всевозможных уловок был несомненно актерский талант, который помогал ей выпутываться из любых ситуаций.
Первую кражу она совершила еще подростком ради интереса, просто чтобы пощекотать себе нервы. Удача вызвала такой прилив адреналина, что отказаться от этого «наркотика» Софья уже не могла.
Обладая аналитическим умом, блестящей памятью и освоив аристократический этикет, она сумела отточить свое «мастерство» до блеска, став гением аферы. Она не брезговала никакой добычей, но особое предпочтение отдавала золоту и драгоценностям. Роскошно одетая, она входила в лучшие ювелирные магазины и начинала придирчиво рассматривать украшения.
Продавцы, желая угодить покупательнице, выкладывали перед ней весь товар. Дальше в игру включались завербованные ею агенты, отвлекающие внимание приказчиков. В это время Золотая Ручка отработанными движениями незаметно прятала драгоценные камни под свои очень длинные ногти, более же крупные украшения заменяла фальшивками.
Если сразу выйти с украденным из магазина не получалось, она перепрятывала все это тут же, в магазине, в горшке с цветком или в складки кресла. А назавтра возвращалась, как бы решившись на покупку. Для отвода глаз что-нибудь выбирала, а заодно прихватывала вещи из тайника.
У Соньки был настоящий криминальный талант, сочетавшийся с артистизмом, холодным рассудком и отличными знаниями психологии. Надев войлочные туфли, она бесшумно пробиралась в номера европейских гостиниц перед рассветом. Под крепкий сон богатого постояльца воровка забирала ценности и деньги. Если кто-то вдруг просыпался, нарядная дама, зевая, начинала раздеваться перед ним, как бы по ошибке приняв номер за свой… Все заканчивалось тонко разыгранным смущением и взаимными изъявлениями любезности. Знаменитый способ гостиничных краж в криминальных учебниках Европы был назван «Гутен морген!»
А эти дела стали поистине легендарными.
Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными. Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
*
"Графиня Тимрот, Софья Ивановна"
*
"О, какое имя! Вы ведь из московских Тимротов, не так ли?"
*
"Именно так".
*
"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет".
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду – и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...
*
"А знаете что, любезный Михаил Осипович... – после кратного раздумья решилась графиня, – мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."
*
"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"
*
"Имеется, – усмехнулась Тимрот. – У нас много чего имеется. Но муж мой – гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебутовского гнезда..."
*
"Так батюшка ваш – генерал Бебутов, кавказский герой?!" – всполошился Динкевич.
*
"Василий Осипович – мой дед, – скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. – Так когда же изволите взглянуть на дом?"
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину, что он и сделал. Вдвоём они благополучно добрались до Москвы.
В Москве Софью, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом – и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".
"Графиня" и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия. Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. "Графиня! - вскричал он. - Какая честь! Такая звезда в моем жалком заведении!"
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динкевич повесился в дешевых номерах.
Дальше больше.
Май 1883г., Париж. Некая дама появляется в магазине ювелира Карла фон Меля и представляется ему женой известного психиатра, владельца очень дорогой клиники. Она выбирает лучшие драгоценности и просит подъехать с ними для расчета на следующий день в дом ее уважаемого супруга-психиатра. Через некоторое время эта же дама появляется в доме психиатра. Рыдая, она рассказывает доктору, что у ее мужа, ювелира Карла фон Меля, окончательно съехала крыша: «Он всем угрожает и все время требует вернуть какие-то драгоценности!» Дама просит поместить своего мужа в психиатрическую клинику и оплачивает лечение вперед. В назначенный час ювелир фон Мель появляется в доме психиатра. Любезная Сонька встречает его в парадной, забирает у него шкатулку под предлогом примерки украшений к новому вечернему платью, приглашает в кабинет «мужа» и благополучно исчезает. Доктор предлагает ювелиру чашечку чая. Через несколько минут ювелир просит доктора оплатить коллекцию… Доктор гладит ювелира по руке и просит не волноваться… Ювелир переходит на крик, требуя вернуть бриллианты! Его скручивают санитары и увозят в больницу.
Октябрь 1884 г., Одесса. В кафе Фанкони банкир Догмаров познакомился с госпожой Софьей Сан-Донато. За разговорами она попросила разменять ей ренту в тысячу рублей. Вскоре выяснилось, что милая дама уезжает в Москву вечерним поездом, тем же самым, что и господин Догмаров. Банкир предложил себя в попутчики. В купе они любезно беседовали и ели шоколадные конфеты. Утром крепко выспавшийся делец не нашел ни денег, ни ценных бумаг на сумму 43 тысячи рублей.
Август 1885 г., Москва. Баронесса Софья Буксгевден входит в ювелирный магазин в сопровождении седовласого отца и няни с младенцем на руках. Управляющий рекомендует богатой даме коллекцию украшений на 22 тысячи 300 рублей. Когда драгоценности упакованы, она вспоминает, что забыла деньги дома. Баронесса дает указания няне, касающиеся кормления грудного ребенка, и удаляется вместе с бриллиантами, оставив в качестве залога родных. В участке выяснится, что «родственники» наняты на Хитровке – разбойничьем районе Москвы.
Российский «Робин Гуд».
Однако Сонька не только грабила, но и возвращала. Доподлинно известно о нескольких случаях, когда Сонька проявила благородство по отношению к бедным людям, которые пострадали от ее действий.
Так, из газетной заметки она узнала, что одна из обворованных ею женщин, бедная многодетная вдова простого служащего, получила единовременное пособие в размере пяти тысяч рублей и тут же была ею ограблена.
Сонька поспешила на почту и отправила вдове сумму, вдвое превышающую украденную, сопроводив денежный перевод письмом, в котором просила прощения за то, что ее страсть к деньгам послужила причиной такого стресса: «Милостивая государыня! Я прочла в газете о постигшей вас беде. Я сожалею, что моя страсть к деньгам послужила причиной несчастья. Возвращаю вам ваши деньги и советую впредь поглубже их прятать. Еще раз прошу у вас прощения. Шлю поклон вашим бедным малюткам».
А однажды воровка проникла в номер гостиницы и увидела спящего молодого человека. На столе лежало письмо. Из письма Сонька узнала о том, что молодой человек решил покончить с собой из-за растраты. Сонька положила на стол недостающую сумму и вышла.
Игры фортуны.
Впервые Соньку арестовали 14 апреля 1866 года в гостинице города Клин – тогда она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. Ее обвиняли в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Но осуждена Сонька не была, так как все, в том числе и Миша Горожанский поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого.
Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" – и собралась отослать актеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".
Впоследствии попадалась она не раз — ее судили в Варшаве, Петербурге, Киеве и Харькове, но ей всегда удавалось выскользнуть из рук правосудия.
Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз.
В 1876 году она была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами, но ей удается бежать из под стражи с помощью влюбленного в нее надзирателя…
Попав в руки краковской полиции, Сонька умудряется обокрасть своего(!) адвоката, который, несмотря на это, не отказался ее защищать, и Сонька отделалась всего лишь двухнедельным сроком…
Но вскоре удача отвернулась от нее. Её имя стало часто фигурировать в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Популярность «Золотой Ручки» в народе была настолько велика, что в эпоху отсутствия телевизионных новостей ее узнавали на улице. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, она стала слишком известна, а это при ее "профессии" просто губительно.
Когда Сонька Золотая Ручка впервые оказалась на скамье подсудимых, об этом сообщили все российские газеты.
Подставил ее новый возлюбленный, Вольф Бромберг, двадцатилетний одесский шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик. (смотри кадры из сериала)
Одесса, мама
Вероятно Сонька действительно любила Кочубчика, который вымогал у нее и проигрывал крупные суммы денег, а Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж.
В день ее ангела, 30 сентября 1880 года, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня – и разницу ювелир уплатил наличными. Через день Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не понравился его даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф признался, что копию камня дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Процесс над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась, не признавая ни обвинения, ни представленные доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что «Золотая Ручка» - совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников. Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации.
Приговор гласил: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири". Ей было 34 года. Местом ссылки Сони стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии.
Кстати сказать, ее молодой любовник, отделавшись 6 месяцами "рабочего дома", стал состоятельным землевладельцем на юге России.
Вскоре ей удалось бежать из Сибири, и снова вся Россия заговорила о Соньке. Она грабила ювелиров, банкиров, промышленников.
Роковым для Соньки Золотой Ручки оказался 1885 год. После ограбления нескольких крупных ювелирных магазинов она была схвачена и приговорена к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром – она влюбила в себя тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю.
Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. После продолжительного процесса суд постановил: «Шейндлю-Суру Лейбовну Розенбанд, лишив всех прав состояния, сослать на Сахалин».
Как минимум, трижды Сонька пыталась бежать с Сахалина, где вначале, как и все женщины, жила на правах вольного жителя. На Сахалине она стала содержательницей квасной. Построила карусель, организовала оркестр из четырех поселенцев, нашла фокусника, устраивала представления, танцы, гулянья. Из-под полы торговала водкой, открыла игорный дом и торговала краденым.
Еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой. Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега.
Бежать с Сахалина не было такой уж сложной задачей – Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева – ничего не стоит. А там – безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант – прятаться они не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с «Золотой Ручки» телесного наказания: она оказалась беременной.
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве и похищение у еврея-поселенца Юрковского 56000 рублей, она привлекалась по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
В 1891 году за вторичный побег ее приговорили к пятнадцати ударам кнутом и содержанию в одиночной камере. Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Антон Чехов, побывавший осенью 1891 года в этой тюрьме, вспоминал: «…Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина… На руках у неё кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и тёплою одеждой, и постелью. Она ходит по камере из угла в угол, и кажется, что всё время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у неё мышиное…». На тот момент ей было всего-то 40 лет от роду.
В 1894 году по истечении назначенного судом срока пребывания на каторге Сонька была освобождена. Без права возвращения на материк. Зимой этого же года её определяют в сожительство к самому свирепому из каторжан – Степану Богданову. Степана боялся весь остров, но только не «Золотая Ручка».
После отбытия срока в одиночке и перевода на поселение, она стала содержательницей квасной в Александровском посту. Организовала оркестр из четырех поселенцев, построила карусель, нашла бродягу-фокусника, устраивала представления, танцы, изо всех сил копируя милые сердцу одесские кафешантаны. Торговала из-под полы водкой, что было строго запрещено на Сахалине, открыла игорный дом-избу. И хотя об этом было широко известно, никакие обыски не выявляли производителя "зеленого змия". Только пустые бутылки из-под кваса находили стражи порядка. По слухам, Сонька продавала и покупала ворованные вещи, но засечь краденое полиции не удавалось.
Точная дата смерти Соньки Золотой Ручки не известна. Несомненно, произошло это после 1905 года (в этом году известный российский журналист В. Дорошевич брал у неё интервью).
Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные и поместили в лазарет. Через несколько дней в лазарете легенда уголовного мира умерла.
Re: Сонька - "Золотая Ручка"
в ответ ДА УЖ!! 05.11.09 09:25
Общая информация
Сонька-Золотая Ручка, она же Шейндля-Сура Соломониак, она же Софья Блювштейн, она же Соня Школьник, она же Соня Бренер – героиня нескольких десятков песен, трех десятков романов и более пятнадцати художественных фильмов. Ее имя занесено в учебники по криминалистике. Полиция России и всех стран Европы охотилась за ней. Каждое ее «дело» было тщательно продуманным театральным спектаклем.
Шейндля-Сура Лейбовна Соломониак (в документах Министерства внутренних дел – Софья Ивановна Блювштейн) родилась в городе Варшаве в семье мещан иудейского вероисповидания. В уголовных делах, в графе определяющий социальный статус писалось – «варшавская мещанка».
Даты рождения также разнятся. Называют 1859, 1855, а также 1846 годы. Вероятнее всего годом рождения Соньки нужно считать 1851 год. На эту дату указывает документальное свидетельство крещения Соньки на Сахалине. Данный документ гласит: «Тысяча восемьсот девяносто девятого года июля 10 дня, нижеподписавшаяся крестьянка из ссыльных Тымовского округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн, даю показания в нижеследующем. Родилась я в городе Варшаве от родителей мещан, иудейского вероисповедания. От роду имею 48 лет. До ссылки на Сахалин имела законного мужа Михаила Яковлева Блювштейн, которого в живых нет, от него имею двух дочерей - Софью 24 лет и Антонину 20 лет, они живут в Москве».
Семейка у Шейндли-Суры Соломониак была еще та. Родители занимались скупкой краденого и контрабандой. Сестра Фейга была воровкой. Обитали они на Малороссийской улице «в непригодном для жилья подвальном помещении». И, в целом, бедствовали.
Под давлением родителей в 1864 году восемнадцатилетняя Соня вышла замуж за добропорядочного бакалейщика Исаака Розенбанда. Родители мечтали, что когда-нибудь Шейндля вырвется из грязного преступного мира, в котором пребывали они сами. У них родилась дочь Сура-Ривка. Какое-то время Сонька более или менее прилежно играла роль жены и матери. Потом ей это надоело. И через полтора года она сбежала, прихватив, находившиеся в кассе лавки наличные. Что-то около 500 рублей.
Второго мужа – старого, богатого Шелома Школьника, за которого она вышла в 1868 году, – Сонька тоже оставила без денег.
Потом она еще не раз выходила замуж на неделю-месяц и всегда сохраняла за собой старый паспорт с очередной фамилией. Завершал список мужей Михель Блювштейн, карточный шулер и вор. В него Соня влюбилась по-настоящему и его фамилию носила до конца жизни. Брак подарил ей дочку Таббу, но быстро распался, потому что супруг бесился, когда Соня решала свои дела с помощью сексуальных чар. После неудачного дела Блювштейн был вынужден удариться в бега, оставив жену с ее основной и, пожалуй, главной страстью – к деньгам и бриллиантам.
Криминальный талант.
Сонька была чрезвычайно изобретательной преступницей. У нее были свои "коронные" приемы: под специально отращенные длинные ногти она прятала драгоценные камни, туфли со специальными каблуками, к которым «вовремя» прилипали ювелирные украшения, для краж в магазинах имела платье-мешок, в котором мог спрятаться целый рулон ткани. Выходила на дело с обезьянкой – пока хозяйка торговалась, зверек проглатывал камни, а дома освобождался от них при помощи клизмы. Она постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Но главным в ее арсенале всевозможных уловок был несомненно актерский талант, который помогал ей выпутываться из любых ситуаций.
Первую кражу она совершила еще подростком ради интереса, просто чтобы пощекотать себе нервы. Удача вызвала такой прилив адреналина, что отказаться от этого «наркотика» Софья уже не могла.
Обладая аналитическим умом, блестящей памятью и освоив аристократический этикет, она сумела отточить свое «мастерство» до блеска, став гением аферы. Она не брезговала никакой добычей, но особое предпочтение отдавала золоту и драгоценностям. Роскошно одетая, она входила в лучшие ювелирные магазины и начинала придирчиво рассматривать украшения.
Продавцы, желая угодить покупательнице, выкладывали перед ней весь товар. Дальше в игру включались завербованные ею агенты, отвлекающие внимание приказчиков. В это время Золотая Ручка отработанными движениями незаметно прятала драгоценные камни под свои очень длинные ногти, более же крупные украшения заменяла фальшивками.
Если сразу выйти с украденным из магазина не получалось, она перепрятывала все это тут же, в магазине, в горшке с цветком или в складки кресла. А назавтра возвращалась, как бы решившись на покупку. Для отвода глаз что-нибудь выбирала, а заодно прихватывала вещи из тайника.
У Соньки был настоящий криминальный талант, сочетавшийся с артистизмом, холодным рассудком и отличными знаниями психологии. Надев войлочные туфли, она бесшумно пробиралась в номера европейских гостиниц перед рассветом. Под крепкий сон богатого постояльца воровка забирала ценности и деньги. Если кто-то вдруг просыпался, нарядная дама, зевая, начинала раздеваться перед ним, как бы по ошибке приняв номер за свой… Все заканчивалось тонко разыгранным смущением и взаимными изъявлениями любезности. Знаменитый способ гостиничных краж в криминальных учебниках Европы был назван «Гутен морген!»
А эти дела стали поистине легендарными.
Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными. Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
*
"Графиня Тимрот, Софья Ивановна"
*
"О, какое имя! Вы ведь из московских Тимротов, не так ли?"
*
"Именно так".
*
"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет".
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду – и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...
*
"А знаете что, любезный Михаил Осипович... – после кратного раздумья решилась графиня, – мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."
*
"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"
*
"Имеется, – усмехнулась Тимрот. – У нас много чего имеется. Но муж мой – гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебутовского гнезда..."
*
"Так батюшка ваш – генерал Бебутов, кавказский герой?!" – всполошился Динкевич.
*
"Василий Осипович – мой дед, – скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. – Так когда же изволите взглянуть на дом?"
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину, что он и сделал. Вдвоём они благополучно добрались до Москвы.
В Москве Софью, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом – и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".
"Графиня" и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия. Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. "Графиня! - вскричал он. - Какая честь! Такая звезда в моем жалком заведении!"
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динкевич повесился в дешевых номерах.
Дальше больше.
Май 1883г., Париж. Некая дама появляется в магазине ювелира Карла фон Меля и представляется ему женой известного психиатра, владельца очень дорогой клиники. Она выбирает лучшие драгоценности и просит подъехать с ними для расчета на следующий день в дом ее уважаемого супруга-психиатра. Через некоторое время эта же дама появляется в доме психиатра. Рыдая, она рассказывает доктору, что у ее мужа, ювелира Карла фон Меля, окончательно съехала крыша: «Он всем угрожает и все время требует вернуть какие-то драгоценности!» Дама просит поместить своего мужа в психиатрическую клинику и оплачивает лечение вперед. В назначенный час ювелир фон Мель появляется в доме психиатра. Любезная Сонька встречает его в парадной, забирает у него шкатулку под предлогом примерки украшений к новому вечернему платью, приглашает в кабинет «мужа» и благополучно исчезает. Доктор предлагает ювелиру чашечку чая. Через несколько минут ювелир просит доктора оплатить коллекцию… Доктор гладит ювелира по руке и просит не волноваться… Ювелир переходит на крик, требуя вернуть бриллианты! Его скручивают санитары и увозят в больницу.
Октябрь 1884 г., Одесса. В кафе Фанкони банкир Догмаров познакомился с госпожой Софьей Сан-Донато. За разговорами она попросила разменять ей ренту в тысячу рублей. Вскоре выяснилось, что милая дама уезжает в Москву вечерним поездом, тем же самым, что и господин Догмаров. Банкир предложил себя в попутчики. В купе они любезно беседовали и ели шоколадные конфеты. Утром крепко выспавшийся делец не нашел ни денег, ни ценных бумаг на сумму 43 тысячи рублей.
Август 1885 г., Москва. Баронесса Софья Буксгевден входит в ювелирный магазин в сопровождении седовласого отца и няни с младенцем на руках. Управляющий рекомендует богатой даме коллекцию украшений на 22 тысячи 300 рублей. Когда драгоценности упакованы, она вспоминает, что забыла деньги дома. Баронесса дает указания няне, касающиеся кормления грудного ребенка, и удаляется вместе с бриллиантами, оставив в качестве залога родных. В участке выяснится, что «родственники» наняты на Хитровке – разбойничьем районе Москвы.
Российский «Робин Гуд».
Однако Сонька не только грабила, но и возвращала. Доподлинно известно о нескольких случаях, когда Сонька проявила благородство по отношению к бедным людям, которые пострадали от ее действий.
Так, из газетной заметки она узнала, что одна из обворованных ею женщин, бедная многодетная вдова простого служащего, получила единовременное пособие в размере пяти тысяч рублей и тут же была ею ограблена.
Сонька поспешила на почту и отправила вдове сумму, вдвое превышающую украденную, сопроводив денежный перевод письмом, в котором просила прощения за то, что ее страсть к деньгам послужила причиной такого стресса: «Милостивая государыня! Я прочла в газете о постигшей вас беде. Я сожалею, что моя страсть к деньгам послужила причиной несчастья. Возвращаю вам ваши деньги и советую впредь поглубже их прятать. Еще раз прошу у вас прощения. Шлю поклон вашим бедным малюткам».
А однажды воровка проникла в номер гостиницы и увидела спящего молодого человека. На столе лежало письмо. Из письма Сонька узнала о том, что молодой человек решил покончить с собой из-за растраты. Сонька положила на стол недостающую сумму и вышла.
Игры фортуны.
Впервые Соньку арестовали 14 апреля 1866 года в гостинице города Клин – тогда она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. Ее обвиняли в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Но осуждена Сонька не была, так как все, в том числе и Миша Горожанский поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого.
Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" – и собралась отослать актеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".
Впоследствии попадалась она не раз — ее судили в Варшаве, Петербурге, Киеве и Харькове, но ей всегда удавалось выскользнуть из рук правосудия.
Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз.
В 1876 году она была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами, но ей удается бежать из под стражи с помощью влюбленного в нее надзирателя…
Попав в руки краковской полиции, Сонька умудряется обокрасть своего(!) адвоката, который, несмотря на это, не отказался ее защищать, и Сонька отделалась всего лишь двухнедельным сроком…
Но вскоре удача отвернулась от нее. Её имя стало часто фигурировать в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Популярность «Золотой Ручки» в народе была настолько велика, что в эпоху отсутствия телевизионных новостей ее узнавали на улице. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, она стала слишком известна, а это при ее "профессии" просто губительно.
Когда Сонька Золотая Ручка впервые оказалась на скамье подсудимых, об этом сообщили все российские газеты.
Подставил ее новый возлюбленный, Вольф Бромберг, двадцатилетний одесский шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик. (смотри кадры из сериала)
Одесса, мама
Вероятно Сонька действительно любила Кочубчика, который вымогал у нее и проигрывал крупные суммы денег, а Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж.
В день ее ангела, 30 сентября 1880 года, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня – и разницу ювелир уплатил наличными. Через день Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не понравился его даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф признался, что копию камня дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Процесс над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась, не признавая ни обвинения, ни представленные доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что «Золотая Ручка» - совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников. Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации.
Приговор гласил: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири". Ей было 34 года. Местом ссылки Сони стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии.
Кстати сказать, ее молодой любовник, отделавшись 6 месяцами "рабочего дома", стал состоятельным землевладельцем на юге России.
Вскоре ей удалось бежать из Сибири, и снова вся Россия заговорила о Соньке. Она грабила ювелиров, банкиров, промышленников.
Роковым для Соньки Золотой Ручки оказался 1885 год. После ограбления нескольких крупных ювелирных магазинов она была схвачена и приговорена к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром – она влюбила в себя тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю.
Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. После продолжительного процесса суд постановил: «Шейндлю-Суру Лейбовну Розенбанд, лишив всех прав состояния, сослать на Сахалин».
Как минимум, трижды Сонька пыталась бежать с Сахалина, где вначале, как и все женщины, жила на правах вольного жителя. На Сахалине она стала содержательницей квасной. Построила карусель, организовала оркестр из четырех поселенцев, нашла фокусника, устраивала представления, танцы, гулянья. Из-под полы торговала водкой, открыла игорный дом и торговала краденым.
Еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой. Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега.
Бежать с Сахалина не было такой уж сложной задачей – Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева – ничего не стоит. А там – безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант – прятаться они не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с «Золотой Ручки» телесного наказания: она оказалась беременной.
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве и похищение у еврея-поселенца Юрковского 56000 рублей, она привлекалась по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
В 1891 году за вторичный побег ее приговорили к пятнадцати ударам кнутом и содержанию в одиночной камере. Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Антон Чехов, побывавший осенью 1891 года в этой тюрьме, вспоминал: «…Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина… На руках у неё кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и тёплою одеждой, и постелью. Она ходит по камере из угла в угол, и кажется, что всё время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у неё мышиное…». На тот момент ей было всего-то 40 лет от роду.
В 1894 году по истечении назначенного судом срока пребывания на каторге Сонька была освобождена. Без права возвращения на материк. Зимой этого же года её определяют в сожительство к самому свирепому из каторжан – Степану Богданову. Степана боялся весь остров, но только не «Золотая Ручка».
После отбытия срока в одиночке и перевода на поселение, она стала содержательницей квасной в Александровском посту. Организовала оркестр из четырех поселенцев, построила карусель, нашла бродягу-фокусника, устраивала представления, танцы, изо всех сил копируя милые сердцу одесские кафешантаны. Торговала из-под полы водкой, что было строго запрещено на Сахалине, открыла игорный дом-избу. И хотя об этом было широко известно, никакие обыски не выявляли производителя "зеленого змия". Только пустые бутылки из-под кваса находили стражи порядка. По слухам, Сонька продавала и покупала ворованные вещи, но засечь краденое полиции не удавалось.
Точная дата смерти Соньки Золотой Ручки не известна. Несомненно, произошло это после 1905 года (в этом году известный российский журналист В. Дорошевич брал у неё интервью).
Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные и поместили в лазарет. Через несколько дней в лазарете легенда уголовного мира умерла.
Ничто
так не ориентирует человека на местности, как поиски туалета))
05.11.09 11:25 Re: Сонька - "Золотая Ручка"
Re: Сонька - "Золотая Ручка"
в ответ ДА УЖ!! 05.11.09 09:25
Сонька -- Золотая ручка
Памятник Софье Блювштейн (Соньке-Золотой ручке) на Ваганьковском кладбище
В Москве, на Ваганьковском кладбище стоит удивительный, привезенный из Италии памятник - женская фигура из шикарного белого мрамора под огромными черными пальмами. На могиле всегда живые цветы и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями вроде: "Соня, научи жить", "Солнцевская братва тебя не забудет" или "Мать, дай счастья жигану". Лежит под могильной плитой (заказанной на деньги одесских, неаполитанских, лондонских, питерских и прочих мошенников) незабвенная по сию пору Сонька Золотая Ручка. Или не лежит...
Сонька-Золотая ручка (Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, а также Софья Ивановна Блювштейн) -- это легенда. Ее любили, ей поклонялись, перед ней заискивали. О ней писали книги, снимали кинофильмы. Перед ней раскрывали свои двери самые блистательные дома Европы: Так кто же она, Софья Ивановна Блювштейн, Сонька - Золотая ручка, легендарная королева воровского мира?
Как всякая легенда, она обрастает домыслами, преувеличениями, просто враньем. Но тем не менее, ею начинаешь восхищаться поневоле, хотя и осознаешь, что образ "Соньки - золотой ручки" в значительной степени создала молва.
Вся жизнь этой женщины была окружена тайнами и загадками, к возникновению которых была в значительной мере причастна и она сама. Сонька жила обманом, поэтому спустя более чем 100 лет мы почти ничего не знаем о ней достоверно. Что о ней только не говорили! И в турецком гареме она якобы жила, и школу грабителей в Лондоне открыла, и любовников имела несчетное количество. А уж в воровском деле ей просто не было равных. Каким-то образом она умудрялась совершать преступления во всех частях света одновременно. И пострадавшие божились, что это была именно она, дерзкая, прекрасная, великолепная Сонька.
По одной из версий Сонька родилась в 1859 году в многодетной семье бедного еврея-цирюльника Штенделя в Бердичеве. После смерти матери, а позже отца, четырехлетнюю Соню отвезли в Одессу, где ее воспитывала нелюбимая мачеха. Сбежав от мачехи в возрасте двенадцати лет, смышленая и миловидная Соня попала в услужение к известной артистке Юлии Пастране.
Блеск и роскошь, окружающие Юлию, породили в душе будущей мошенницы зависть и жажду обогащения, что и послужило толчком к началу головокружительной воровской карьеры: В 17 лет Соня сбежала с юным греком, сыном известного в Одессе лавочника, прихватив из одной из лавок папаши-грека приличную сумму денег. Однако денег хватило ненадолго, а вместе с деньгами испарилась и любовь. Неудавшийся любовник вернулся к семейному очагу, а вот Сонька: Сонька осталась одна, потом вышла замуж за одесского шулера Блювштейна, а когда тот оказался в тюрьме, сама занялась "семейным бизнесом", дабы прокормить детей. И в тюрьму-то она попала тоже из-за мужчины - взяла на себя вину молодого любовника. (Так это или не так, но Одесса всегда была для Соньки городом удачи и любви...)
В общем, не жизнь, а жгучая мелодрама. Воровской мир любит романтические истории, но если верить документам, все было не так.
Наиболее приближенной к действительности считается другая версия, составленная различными историками по сохранившимся метрикам, материалам уголовных дел и воспоминаниям очевидцев.
В документах Министерства внутренних дел Софья Ивановна (!) Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, проходила как 'варшавская мещанка'. Родилась она в 1846 году в семье мелкого торговца в местечке Повонзки Варшавского уезда. Семейка была та еще - скупали краденое, занимались контрабандой. Старшая сестра Фейга тоже была талантливой воровкой, но Шейндля (имя "Софья" девочка придумала себе сама) обскакала всех. И Сонька оттачивала свое мастерство, вращаясь в среде лучших местечковых воров.
Ее "путь наверх" был выстлан облапошенными мужчинами. Первой жертвой можно считать почтенного бакалейщика Исаака Розенбада, за которого в 1864 году восемнадцатилетняя Шейндля удачно вышла замуж. Поначалу она прилежно пыталась играть роль хорошей жены и даже родила Розенбаду дочь Суру-Ривку, но терпения хватило ненадолго: через полтора года семейной жизни Софья Розенбад, прихватив 500 рублей из бакалейной лавки мужа, исчезла в неизвестном направлении.
Софья Блювштейн. Известна в уголовном мире как Сонька-золотая ручка
Сонька Золотая Ручка возвращается
Виктор Мережко снял фильм о легендарной аферистке
Кинодраматург и режиссер Виктор Мережко, вошедший в историю кино своими сценариями о героях нашего времени ('Полеты во сне и наяву', 'Прости'), обратился к истории. В понедельник, в 21.15, на канале 'Россия' стартует новый масштабный сериал 'Сонька Золотая Ручка', в котором Мережко выступил сценаристом, режиссером и даже сыграл одну из ролей. Осваивать тонкости преступного мира он пригласил звезд - Дмитрия Нагиева, Богдана Ступку, Ирину Алферову, Олега Басилашвили. Соньку Золотую Ручку сыграла дебютантка Анастасия Микульчина.
Соньку Золотую Ручку сыграла дебютантка Анастасия Микульчина
Про королеву преступного мира, блистательную аферистку XIX столетия Соньку Золотую Ручку до сих пор ходит немало легенд. До банальной чистки карманов Сонька никогда не опускалась. Освобождение своих 'клиентов' от денег и драгоценностей превращала в спектакль со множеством хитроумных уловок и трюков. А сама Сонька, несмотря на то что родилась в бедной семье, была очень образованна: знала шесть иностранных языков, блестяще играла на фортепиано. И свое знаменитое прозвище Золотая Ручка получила за свой музыкальный талант, причем гораздо раньше, чем взошла на криминальный олимп.
Главную роль Мережко доверил недавней выпускнице Петербургской театральной академии Анастасии Микульчиной. Режиссер долго искал Соньку. Ведь на эту роль нужна молодая красивая актриса, способная сыграть героиню от 16 до 40 лет.
- С режиссером долго разговаривать не пришлось. Меня быстро утвердили на главную роль, - рассказала 'МК' Настя. - Оказалось, что до меня Мережко отсмотрел 70 претенденток... Сначала я, конечно, обрадовалась, что буду играть Соньку. Но с приближением съемок очень волновалась, вдруг не справлюсь, слишком многоплановая роль. Еще пугало то, что о Соньке очень мало известно, в основном фигурируют легенды и слухи.
По словам Микульчиной, в сериале настоящих воровских фокусов не будет, слишком трудно их заснять. Для картины были придуманы специальные киношные трюки. Один из них Анастасия даже придумала сама. В сцене бала в Одессе актриса решила пошутить и стащила булавку с галстука одного из актеров. Мережко увидел и попросил повторить на камеру.
Сериал получился масштабным и сложнопостановочным. Для одной только Соньки сшили 50 платьев. Как сказала Микульчина, комфортнее всего она себя чувствовала в детских платьицах героини. Так как они очень простенькие, без кринолинов и корсетов. К последним молодая актриса привыкла не сразу.
Сами съемки проходили на родине героини, в Одессе и в Карелии. Больше всего времени пришлось на Санкт-Петербург, в котором Сонька жила дольше всего. Забавно, что и многие московские сцены Мережко тоже снимал в Северной столице.
- А старую Москву, по-моему, можно найти только в Питере! Сложнее всего оказалось в Карелии, где мы снимали сцены каторги, - поделился с 'МК' Виктор Мережко. - Нашли старую, заброшенную, продуваемую всеми ветрами деревеньку, перестроили ее в бараки для заключенных и поселили в них 50 человек из массовки:
- Для меня же самыми сложными оказались финальные сцены, - продолжила разговор Микульчина. - Когда Сонька решила вернуться к дочерям, они отказались от нее. У меня своих детей нет, и о том, что такое предательство близких, знаю только понаслышке.
Одну из ролей - главу преступного общества 'Червонный валет' - сыграл сам Виктор Мережко.
- Благодаря не только этой роли, но и вообще работе над сериалом я во многом изменился. Теперь меня сложно обмануть. Тем более я советовался с несколькими консультантами по криминалу. Они мне даже пообещали лучшую шконку в настоящей тюрьме - на случай, если я туда попаду! - смеется Виктор Иванович.
Кстати, и Микульчина, и Мережко в свое время становились жертвами аферистов. Но если у актрисы просто украли мобильник в боулинг-клубе, то режиссер пострадал весьма серьезно. Он ради человека, которого считал своим другом, взял крупный кредит в банке. А тот с деньгами исчез:
Второй раз, в 1868 году, Шейндля вышла замуж за старого богатого еврея Шелома Школьника (которого тоже оставила без денег), а в третий -- за железнодорожного вора Михеля Блювштейна, под его фамилией она и фигурирует во всех судебных делах. Брак подарил ей дочку Таббу, но быстро распался, потому что супруг бесился, когда Соня решала свои дела с помощью сексуальных чар.
Замуж она выходила неоднократно, побывав и Софьей Рубинштейн, и Софьей Школьник, и Софьей Бренер, и Софьей Блювштейн: При этом умудрялась сохранять с бывшими мужьями не просто хорошие отношения, но и подчинять их себе. В нескольких делах, разработанных Сонькой участвовали по два-три ее бывших мужа. Так, в деле Динкевича, которого Соня "обула" на 127 тыщ рублей, Ицка Розенбад играл роль нотариуса, Михель Блювштейн -- дворецкого, Хуня Гольдштейн -- кучера... Ну просто удивительная женщина!
Сонька вообще пользовалась невероятным успехом у мужчин, хотя, по свидетельству очевидцев, и не была красавицей. 'Рост 153 см, лицо рябоватое, нос с широкими ноздрями, губы тонкие, бородавка на правой щеке' -- так описана Софья Блювштейн в сохранившихся полицейских описаниях-ориентировках.
Но женщинам-обольстительницам не нужна броская красота, у них есть своя магия, свои приемы. Здесь не только артистизм и дар перевоплощения, они нутром чувствуют, как сделать послушным любого человека. Софья Блювштейн обладала этим природным даром сверх всякой меры, а в игре достигла совершенства. А талант, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой, королевой преступного мира. Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич, беседовавшийс авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".
Впервые Соньку арестовали 14 апреля 1866 года в гостинице города Клин -- тогда она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. Ее обвиняли в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным. Но осуждена Сонька не была, так как все, в том числе и Миша Горожанский поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей. После этого инцидента Сонька стала осторожна:
После Клинской неудачи Сонька перебралась в Петербург, где вместе с Михелем Бренером осуществила серию краж. Она не любила мелких дел и экспромтов. Готовилась тщательно, старалась предугадать случайности. Занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Она говорила на пяти языках, прекрасно усвоила светские манеры и при этом Сонька оставалась "аристократкой" уголовного мира. Она гордилась своей кличкой как придворным титулом, у нее в любовниках ходили самые знаменитые питерские мошенники.
Предпочитая действовать в одиночку, она там же, в Петербурге, создала собственную шайку, пригласив известного вора Левита Сандановича. Позднее в ее группу вошли вор в законе Березин и шведско-норвежский подданный Мартин Якобсон.
Сонька была чрезвычайно изобретательной преступницей. У нее были свои "коронные" приемы: под специально отращенные длинные ногти она прятала драгоценные камни, туфли со специальными каблуками, к которым 'вовремя' прилипали ювелирные украшения, для краж в магазинах имела платье-мешок, в котором мог спрятаться целый рулон ткани. Выходила на дело с обезьянкой - пока хозяйка торговалась, зверек проглатывал камни, а дома освобождался от них при помощи клизмы. Она постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Но главным в ее арсенале всевозможных уловок был несомненно актерский талант, который помогал ей выпутываться из любых ситуаций.
Очевидно именно в этот период ею был изобретен новый метод гостиничных краж, получивший название 'Гутен морген'. Метод был настолько же прост, насколько и гениален: элегантно одетая безупречная Сонька проникала в номер жертвы и начинала искать деньги и драгоценности. Если ее заставали 'на горячем' она смущалась, извинялась, делала вид, что ошиблась номером. Сонька никогда не покидала номер без добычи, при необходимости могла даже переспать с жертвой и не видела в этом ничего зазорного. Этот метод был отработан ею до мелочей, и она практически не знала неудач.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах - отдельных купе первого класса. Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное - одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам), у генерала Фролова на Нижегородской железной дороге -- 213 000 рублей.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела.
Однажды утром Сонька по своим делам оказалась в номере провинциального отеля, где увидела спящего юношу, с бледным и измученным лицом. На столе лежал револьвер и письма. Сонька прочла одно - к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство - единственный путь избежать бесчестья. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Как-то из газет Сонька узнала, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек, у которой в поезде украла 5000 рублей. Эти деньги были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".
Да и о своих дочерях, врспитывавшихся в чужих людях, Сонька не забывала, регулярно посылая деньги.
Репутация Соньки в преступном мире росла с каждым днем. В 1872 году Софья Блювштейн получила предложение войти в самый крупный клуб российских мошенников 'Червонные валеты', а уже спустя несколько лет возглавила его. Деятельность клуба распространялась на всю территорию России.
Поняв, что в Петербурге она несколько примелькалась (да и размах не тот!), Сонька вместе с подельниками отправилась в Европу. Варшава, Вена, Париж, Лейпциг - география преступлений Соньки не знала границ. Несмотря на отсутствие образования, она обладала острым умом и сильной интуицией. Кроме того, за годы своей бурной деятельности Софья Блювштейн в совершенстве овладела языками - немецким, французским, польским. Мошенница без труда выдавала себя за русскую аристократку, путешествующую за границей. Перед ней были открыты двери в лучшие дома высшего света:
Волна преступлений, прокатившаяся по Европе, заставила говорить о Соньке весь мир.
Жила Сонька с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Попадалась она не раз. Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз.
В 1876 году она была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами, но ей удается бежать из под стражи с помощью влюбленного в нее надзирателя: Попав в руки краковской полиции, Сонька умудряется обокрасть своего(!) адвоката, который, несмотря на это, не отказался ее защищать, и Сонька отделалась всего лишь двухнедельным сроком:
Публика была в восторге от Сониных проделок. Нам так весело смотреть, как облапошивают других, пока жертвами не становимся мы сами.
Но вскоре удача отвернулась от нее. Началась полоса неудач -- ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Популярность Золотой Ручки в народе была настолько велика, что в эпоху отсутствия телевизионных новостей ее узнавали на улице. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, она стала слишком известна, а это при ее "профессии" просто вредно.
Когда Сонька Золотая Ручка впервые оказалась на скамье подсудимых, об этом сообщили все российские газеты.
Подставил ее новый возлюбленный, Вольф Бромберг, двадцатилетний одесский шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик. Вероятно Сонька действительно любила Кочубчика, который вымогал у нее и проигрывал крупные суммы денег, а Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж.
В день ее ангела, 30 сентября 1880 года, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня - и разницу ювелир уплатил наличными. Через день Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не понравился его даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф признался, что копию камня дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась, не признавая ни обвинения, ни представленные доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка - совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников. Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации. Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А. Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной "заткнуть за пояс добрую сотню мужчин", а также отметил, что "Софья Блювштейн - выдающийся образец того, что может поставить на уголовную сцену еврейство". Приговор гласил: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири".
А ее молодой любовник, отделавшись 6 месяцами "рабочего дома", стал состоятельным землевладельцем на юге России.
Местом ссылки Сони стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии. Вскоре ей удалось бежать оттуда, и снова вся Россия заговорила о Соньке. Она грабила ювелиров, банкиров, промышленников: Громкие это были дела.
В мае 1883 г. в магазине ювелира Карла фон Меля появилась очаровательная клиентка. Молодая дама, светская и состоятельная, мило грассируя, представилась женой известного психиатра Л., выбрала изделия французских мастеров на тридцать тысяч рублей, выписала счет и договорилась о встрече у себя дома. В назначенный час ювелир с коллекцией бриллиантов вошел в приемную доктора. Радушная хозяйка его встретила, взяла шкатулку, чтобы примерить сокровища к вечернему платью, и пригласила в кабинет к мужу. Когда ювелир настойчиво потребовал у психиатра оплаты счетов или возврата бриллиантов, его скрутили санитары и увезли в лечебницу. Как выяснилось к вечеру, врачу красавица представилась женой фон Меля, сказала, что муж свихнулся на "камушках", и оплатила вперед его лечение. Разумеется, аферистки и след простыл...
В октябре 1884 г. в одесском кафе Фанкони банкир Догмаров познакомился с госпожой Софьей Сан-Донато. За разговорами она попросила разменять ей ренту в тысячу рублей. Вскоре выяснилось, что милая дама уезжает в Москву вечерним поездом, тем же самым, что и господин Догмаров. Банкир предложил себя в попутчики. В купе они любезно беседовали и ели шоколадные конфеты. Утром крепко выспавшийся делец не нашел ни денег, ни ценных бумаг на сумму 43 тысячи рублей.
В августе 1885 г. управляющий ювелирного магазина Хлебникова на Петровке порекомендовал коллекцию украшений на 22 300 рублей курляндской баронессе Софье Буксгевден. Когда драгоценности были упакованы, почтенная дама вспомнила, что забыла деньги дома. Она вместе с бриллиантами поспешно удалилась за наличностью, оставив в качестве залога сопровождающих ее родных - отца, убеленного сединами, и младенца женского пола вместе с бонной. Когда через два часа заявили в участок, выяснилось, что эти "родственники" были наняты на Хитровке по объявлению в газете.
Но в том же, 1885 году, удача снова изменила Соньке, на этот раз окончательно. После ограбления нескольких крупных ювелирных магазинов она была схвачена и приговорена к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром -- она влюбила в себя тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок на Сахалине.
Как минимум, трижды Сонька пыталась бежать с Сахалина, где вначале, как и все женщины, жила на правах вольного жителя.
Еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой. Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега.
Бежать с Сахалина не было такой уж сложной задачей -- Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева - ничего не стоит. А там - безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант -- прятаться они не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной. Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: "За дело меня, ваше высокоблагородие, за дело! Так мне и надо!"
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве и похищение у еврея-поселенца Юрковского 56000 рублей, она привлекалась по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
В 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью, после чего Сонька была закована в ручные кандалы и помещена в одиночную камеру, где просидела почти три года. Прошел слух, что это уже была не Сонька, а 'сменщица', подставное лицо.
Антон Павлович Чехов, увидев во время путешествия по Сахалину знаменитую авантюристку, так описал ее в книге "Сахалин", "маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное..." К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет... Кстати, сахалинский фотограф Иннокентий Игнатьевич Павловский прислал Чехову снимок "Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки", который сейчас хранится в Государственном литературном музее.
Сонька-Золотая ручка на каторге
Подробнее писал о "Соньке - золотой ручке" Влас Михайлович Дорошевич, талантливый репортер своего времени, который встречался с ней во время своей поездки на Сахалин в 1905 году, когда Софья Ивановна уже проживала на поселении со своим сожителем ссыльнопоселенцем Богдановым. По лагерной терминологии она считалась "крестьянкой из ссыльных", но всероссийская, почти европейская знаменитость Сонька и на Сахалине была в центре внимания. Сожитель Софьи - Богданов - говорил о ней Дорошевичу: "Теперича Софья Ивановна больны и никакими делами не занимаются".
Дорошевич с нетерпением ожидал встречи с "Мефистофелем", "Рокамболем в юбке", с могучей преступной натурой, которую не сломили не каторги, ни одиночные камеры, ни тяжелые ручные кандалы.
И вот, наконец, долгожданная встреча состоялась. Перед глазами знаменитого журналиста и репортера стояла небольшая, хрупкая старушка со следами ушедшей молодости, с нарумяненным, сморщенным, как печеное яблоко, лицом, в стареньком капоте. "Неужели, - подумал Дорошевич, - это была Она?". По манере говорить она была простая одесская мещанка, лавочница, знавшая идиш и немецкий язык. Прекрасный знаток человеческих характеров, Дорошевич не мог понять, как ее жертвы могли принимать "Золотую ручку" за знаменитую артистку или вдовушку-аристократку?
На самом деле даже начальство каторги не было уверено, что срок отбывает именно Софья Блювштейн. Особенно после того, как по Европе в конце девяностых прокатилась серия преступлений, похожих по почерку на Сонькин.
Сахалинские чиновники, узнавшие, что Дорошевич видел и помнил фотографии "Золотой ручки", снятые еще до суда, расспрашивали его: "Ну, что, она? Та самая?". На что журналист, обладавший прекрасной профессиональной памятью отвечал: "Да, но только остатки той Соньки".
Якобы, после отбытия срока в одиночке и перевода на поселение, она стала содержательницей квасной в Александровском посту. Организовала оркестр из четырех поселенцев, построила карусель, нашла бродягу-фокусника, устраивала представления, танцы, изо всех сил копируя милые сердцу одесские кафешантаны. Торговала из-под полы водкой, что было строго запрещено на Сахалине, открыла игорный дом-избу. И хотя об этом было широко известно, никакие обыски не выявляли производителя "зеленого змия". Только пустые бутылки из-под кваса находили стражи порядка. По слухам, Сонька продавала и покупала ворованные вещи, но засечь краденое полиции не удавалось.
Таким образом она "боролась за жизнь", мечтая снова вернуться в Россию. Она закидала столичного репортера вопросами о городе ее детства - Одессе. Во время одной из встреч Сонька сказала Дорошевичу, что у нее в Одессе остались две дочки, которые выступали в оперетте в качестве пажей. Она умоляла сообщить ей об их судьбе, так как давно не получала от них никаких известий. Как писал Дорошевич об этой истории, "Рокамболя в юбке больше не было". Перед столичным репортером рыдала старушка - мать своих детей, о судьбе которых она давно ничего не знала.
О последних днях жизни знаменитой Соньки-Золотой ручки достоверно не известно. Якобы она, больная и ожесточившаяся, решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные, а через несколько дней Золотая Ручка умерла.
Тем не менее, народная молва утверждала, что умерла Сонька отнюдь не на сахалинской каторге.
Одесситы утверждали, что жила Соня инкогнито на улице Прохоровской. А в 1921 г., когда ЧК расстреляла ее последнего любовника, ехала в авто по Дерибасовской и разбрасывала деньги "на поминки мужа". Так же говорили, что последние деньки Золотая Ручка доживала в Москве у дочек, которые скрывали от людей свою непутевую мамашу, потому здесь, на Ваганьковском, и похоронена...
Много что говорят, да только никто не знает, как оно было на самом деле.
Памятник Софье Блювштейн (Соньке-Золотой ручке) на Ваганьковском кладбище
В Москве, на Ваганьковском кладбище стоит удивительный, привезенный из Италии памятник - женская фигура из шикарного белого мрамора под огромными черными пальмами. На могиле всегда живые цветы и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями вроде: "Соня, научи жить", "Солнцевская братва тебя не забудет" или "Мать, дай счастья жигану". Лежит под могильной плитой (заказанной на деньги одесских, неаполитанских, лондонских, питерских и прочих мошенников) незабвенная по сию пору Сонька Золотая Ручка. Или не лежит...
Сонька-Золотая ручка (Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, а также Софья Ивановна Блювштейн) -- это легенда. Ее любили, ей поклонялись, перед ней заискивали. О ней писали книги, снимали кинофильмы. Перед ней раскрывали свои двери самые блистательные дома Европы: Так кто же она, Софья Ивановна Блювштейн, Сонька - Золотая ручка, легендарная королева воровского мира?
Как всякая легенда, она обрастает домыслами, преувеличениями, просто враньем. Но тем не менее, ею начинаешь восхищаться поневоле, хотя и осознаешь, что образ "Соньки - золотой ручки" в значительной степени создала молва.
Вся жизнь этой женщины была окружена тайнами и загадками, к возникновению которых была в значительной мере причастна и она сама. Сонька жила обманом, поэтому спустя более чем 100 лет мы почти ничего не знаем о ней достоверно. Что о ней только не говорили! И в турецком гареме она якобы жила, и школу грабителей в Лондоне открыла, и любовников имела несчетное количество. А уж в воровском деле ей просто не было равных. Каким-то образом она умудрялась совершать преступления во всех частях света одновременно. И пострадавшие божились, что это была именно она, дерзкая, прекрасная, великолепная Сонька.
По одной из версий Сонька родилась в 1859 году в многодетной семье бедного еврея-цирюльника Штенделя в Бердичеве. После смерти матери, а позже отца, четырехлетнюю Соню отвезли в Одессу, где ее воспитывала нелюбимая мачеха. Сбежав от мачехи в возрасте двенадцати лет, смышленая и миловидная Соня попала в услужение к известной артистке Юлии Пастране.
Блеск и роскошь, окружающие Юлию, породили в душе будущей мошенницы зависть и жажду обогащения, что и послужило толчком к началу головокружительной воровской карьеры: В 17 лет Соня сбежала с юным греком, сыном известного в Одессе лавочника, прихватив из одной из лавок папаши-грека приличную сумму денег. Однако денег хватило ненадолго, а вместе с деньгами испарилась и любовь. Неудавшийся любовник вернулся к семейному очагу, а вот Сонька: Сонька осталась одна, потом вышла замуж за одесского шулера Блювштейна, а когда тот оказался в тюрьме, сама занялась "семейным бизнесом", дабы прокормить детей. И в тюрьму-то она попала тоже из-за мужчины - взяла на себя вину молодого любовника. (Так это или не так, но Одесса всегда была для Соньки городом удачи и любви...)
В общем, не жизнь, а жгучая мелодрама. Воровской мир любит романтические истории, но если верить документам, все было не так.
Наиболее приближенной к действительности считается другая версия, составленная различными историками по сохранившимся метрикам, материалам уголовных дел и воспоминаниям очевидцев.
В документах Министерства внутренних дел Софья Ивановна (!) Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, проходила как 'варшавская мещанка'. Родилась она в 1846 году в семье мелкого торговца в местечке Повонзки Варшавского уезда. Семейка была та еще - скупали краденое, занимались контрабандой. Старшая сестра Фейга тоже была талантливой воровкой, но Шейндля (имя "Софья" девочка придумала себе сама) обскакала всех. И Сонька оттачивала свое мастерство, вращаясь в среде лучших местечковых воров.
Ее "путь наверх" был выстлан облапошенными мужчинами. Первой жертвой можно считать почтенного бакалейщика Исаака Розенбада, за которого в 1864 году восемнадцатилетняя Шейндля удачно вышла замуж. Поначалу она прилежно пыталась играть роль хорошей жены и даже родила Розенбаду дочь Суру-Ривку, но терпения хватило ненадолго: через полтора года семейной жизни Софья Розенбад, прихватив 500 рублей из бакалейной лавки мужа, исчезла в неизвестном направлении.
Софья Блювштейн. Известна в уголовном мире как Сонька-золотая ручка
Сонька Золотая Ручка возвращается
Виктор Мережко снял фильм о легендарной аферистке
Кинодраматург и режиссер Виктор Мережко, вошедший в историю кино своими сценариями о героях нашего времени ('Полеты во сне и наяву', 'Прости'), обратился к истории. В понедельник, в 21.15, на канале 'Россия' стартует новый масштабный сериал 'Сонька Золотая Ручка', в котором Мережко выступил сценаристом, режиссером и даже сыграл одну из ролей. Осваивать тонкости преступного мира он пригласил звезд - Дмитрия Нагиева, Богдана Ступку, Ирину Алферову, Олега Басилашвили. Соньку Золотую Ручку сыграла дебютантка Анастасия Микульчина.
Соньку Золотую Ручку сыграла дебютантка Анастасия Микульчина
Про королеву преступного мира, блистательную аферистку XIX столетия Соньку Золотую Ручку до сих пор ходит немало легенд. До банальной чистки карманов Сонька никогда не опускалась. Освобождение своих 'клиентов' от денег и драгоценностей превращала в спектакль со множеством хитроумных уловок и трюков. А сама Сонька, несмотря на то что родилась в бедной семье, была очень образованна: знала шесть иностранных языков, блестяще играла на фортепиано. И свое знаменитое прозвище Золотая Ручка получила за свой музыкальный талант, причем гораздо раньше, чем взошла на криминальный олимп.
Главную роль Мережко доверил недавней выпускнице Петербургской театральной академии Анастасии Микульчиной. Режиссер долго искал Соньку. Ведь на эту роль нужна молодая красивая актриса, способная сыграть героиню от 16 до 40 лет.
- С режиссером долго разговаривать не пришлось. Меня быстро утвердили на главную роль, - рассказала 'МК' Настя. - Оказалось, что до меня Мережко отсмотрел 70 претенденток... Сначала я, конечно, обрадовалась, что буду играть Соньку. Но с приближением съемок очень волновалась, вдруг не справлюсь, слишком многоплановая роль. Еще пугало то, что о Соньке очень мало известно, в основном фигурируют легенды и слухи.
По словам Микульчиной, в сериале настоящих воровских фокусов не будет, слишком трудно их заснять. Для картины были придуманы специальные киношные трюки. Один из них Анастасия даже придумала сама. В сцене бала в Одессе актриса решила пошутить и стащила булавку с галстука одного из актеров. Мережко увидел и попросил повторить на камеру.
Сериал получился масштабным и сложнопостановочным. Для одной только Соньки сшили 50 платьев. Как сказала Микульчина, комфортнее всего она себя чувствовала в детских платьицах героини. Так как они очень простенькие, без кринолинов и корсетов. К последним молодая актриса привыкла не сразу.
Сами съемки проходили на родине героини, в Одессе и в Карелии. Больше всего времени пришлось на Санкт-Петербург, в котором Сонька жила дольше всего. Забавно, что и многие московские сцены Мережко тоже снимал в Северной столице.
- А старую Москву, по-моему, можно найти только в Питере! Сложнее всего оказалось в Карелии, где мы снимали сцены каторги, - поделился с 'МК' Виктор Мережко. - Нашли старую, заброшенную, продуваемую всеми ветрами деревеньку, перестроили ее в бараки для заключенных и поселили в них 50 человек из массовки:
- Для меня же самыми сложными оказались финальные сцены, - продолжила разговор Микульчина. - Когда Сонька решила вернуться к дочерям, они отказались от нее. У меня своих детей нет, и о том, что такое предательство близких, знаю только понаслышке.
Одну из ролей - главу преступного общества 'Червонный валет' - сыграл сам Виктор Мережко.
- Благодаря не только этой роли, но и вообще работе над сериалом я во многом изменился. Теперь меня сложно обмануть. Тем более я советовался с несколькими консультантами по криминалу. Они мне даже пообещали лучшую шконку в настоящей тюрьме - на случай, если я туда попаду! - смеется Виктор Иванович.
Кстати, и Микульчина, и Мережко в свое время становились жертвами аферистов. Но если у актрисы просто украли мобильник в боулинг-клубе, то режиссер пострадал весьма серьезно. Он ради человека, которого считал своим другом, взял крупный кредит в банке. А тот с деньгами исчез:
Второй раз, в 1868 году, Шейндля вышла замуж за старого богатого еврея Шелома Школьника (которого тоже оставила без денег), а в третий -- за железнодорожного вора Михеля Блювштейна, под его фамилией она и фигурирует во всех судебных делах. Брак подарил ей дочку Таббу, но быстро распался, потому что супруг бесился, когда Соня решала свои дела с помощью сексуальных чар.
Замуж она выходила неоднократно, побывав и Софьей Рубинштейн, и Софьей Школьник, и Софьей Бренер, и Софьей Блювштейн: При этом умудрялась сохранять с бывшими мужьями не просто хорошие отношения, но и подчинять их себе. В нескольких делах, разработанных Сонькой участвовали по два-три ее бывших мужа. Так, в деле Динкевича, которого Соня "обула" на 127 тыщ рублей, Ицка Розенбад играл роль нотариуса, Михель Блювштейн -- дворецкого, Хуня Гольдштейн -- кучера... Ну просто удивительная женщина!
Сонька вообще пользовалась невероятным успехом у мужчин, хотя, по свидетельству очевидцев, и не была красавицей. 'Рост 153 см, лицо рябоватое, нос с широкими ноздрями, губы тонкие, бородавка на правой щеке' -- так описана Софья Блювштейн в сохранившихся полицейских описаниях-ориентировках.
Но женщинам-обольстительницам не нужна броская красота, у них есть своя магия, свои приемы. Здесь не только артистизм и дар перевоплощения, они нутром чувствуют, как сделать послушным любого человека. Софья Блювштейн обладала этим природным даром сверх всякой меры, а в игре достигла совершенства. А талант, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой, королевой преступного мира. Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич, беседовавшийс авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".
Впервые Соньку арестовали 14 апреля 1866 года в гостинице города Клин -- тогда она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. Ее обвиняли в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным. Но осуждена Сонька не была, так как все, в том числе и Миша Горожанский поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей. После этого инцидента Сонька стала осторожна:
После Клинской неудачи Сонька перебралась в Петербург, где вместе с Михелем Бренером осуществила серию краж. Она не любила мелких дел и экспромтов. Готовилась тщательно, старалась предугадать случайности. Занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Она говорила на пяти языках, прекрасно усвоила светские манеры и при этом Сонька оставалась "аристократкой" уголовного мира. Она гордилась своей кличкой как придворным титулом, у нее в любовниках ходили самые знаменитые питерские мошенники.
Предпочитая действовать в одиночку, она там же, в Петербурге, создала собственную шайку, пригласив известного вора Левита Сандановича. Позднее в ее группу вошли вор в законе Березин и шведско-норвежский подданный Мартин Якобсон.
Сонька была чрезвычайно изобретательной преступницей. У нее были свои "коронные" приемы: под специально отращенные длинные ногти она прятала драгоценные камни, туфли со специальными каблуками, к которым 'вовремя' прилипали ювелирные украшения, для краж в магазинах имела платье-мешок, в котором мог спрятаться целый рулон ткани. Выходила на дело с обезьянкой - пока хозяйка торговалась, зверек проглатывал камни, а дома освобождался от них при помощи клизмы. Она постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Но главным в ее арсенале всевозможных уловок был несомненно актерский талант, который помогал ей выпутываться из любых ситуаций.
Очевидно именно в этот период ею был изобретен новый метод гостиничных краж, получивший название 'Гутен морген'. Метод был настолько же прост, насколько и гениален: элегантно одетая безупречная Сонька проникала в номер жертвы и начинала искать деньги и драгоценности. Если ее заставали 'на горячем' она смущалась, извинялась, делала вид, что ошиблась номером. Сонька никогда не покидала номер без добычи, при необходимости могла даже переспать с жертвой и не видела в этом ничего зазорного. Этот метод был отработан ею до мелочей, и она практически не знала неудач.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах - отдельных купе первого класса. Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное - одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам), у генерала Фролова на Нижегородской железной дороге -- 213 000 рублей.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела.
Однажды утром Сонька по своим делам оказалась в номере провинциального отеля, где увидела спящего юношу, с бледным и измученным лицом. На столе лежал револьвер и письма. Сонька прочла одно - к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство - единственный путь избежать бесчестья. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Как-то из газет Сонька узнала, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек, у которой в поезде украла 5000 рублей. Эти деньги были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".
Да и о своих дочерях, врспитывавшихся в чужих людях, Сонька не забывала, регулярно посылая деньги.
Репутация Соньки в преступном мире росла с каждым днем. В 1872 году Софья Блювштейн получила предложение войти в самый крупный клуб российских мошенников 'Червонные валеты', а уже спустя несколько лет возглавила его. Деятельность клуба распространялась на всю территорию России.
Поняв, что в Петербурге она несколько примелькалась (да и размах не тот!), Сонька вместе с подельниками отправилась в Европу. Варшава, Вена, Париж, Лейпциг - география преступлений Соньки не знала границ. Несмотря на отсутствие образования, она обладала острым умом и сильной интуицией. Кроме того, за годы своей бурной деятельности Софья Блювштейн в совершенстве овладела языками - немецким, французским, польским. Мошенница без труда выдавала себя за русскую аристократку, путешествующую за границей. Перед ней были открыты двери в лучшие дома высшего света:
Волна преступлений, прокатившаяся по Европе, заставила говорить о Соньке весь мир.
Жила Сонька с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Попадалась она не раз. Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз.
В 1876 году она была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами, но ей удается бежать из под стражи с помощью влюбленного в нее надзирателя: Попав в руки краковской полиции, Сонька умудряется обокрасть своего(!) адвоката, который, несмотря на это, не отказался ее защищать, и Сонька отделалась всего лишь двухнедельным сроком:
Публика была в восторге от Сониных проделок. Нам так весело смотреть, как облапошивают других, пока жертвами не становимся мы сами.
Но вскоре удача отвернулась от нее. Началась полоса неудач -- ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Популярность Золотой Ручки в народе была настолько велика, что в эпоху отсутствия телевизионных новостей ее узнавали на улице. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, она стала слишком известна, а это при ее "профессии" просто вредно.
Когда Сонька Золотая Ручка впервые оказалась на скамье подсудимых, об этом сообщили все российские газеты.
Подставил ее новый возлюбленный, Вольф Бромберг, двадцатилетний одесский шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик. Вероятно Сонька действительно любила Кочубчика, который вымогал у нее и проигрывал крупные суммы денег, а Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж.
В день ее ангела, 30 сентября 1880 года, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня - и разницу ювелир уплатил наличными. Через день Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не понравился его даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф признался, что копию камня дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась, не признавая ни обвинения, ни представленные доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка - совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников. Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации. Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А. Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной "заткнуть за пояс добрую сотню мужчин", а также отметил, что "Софья Блювштейн - выдающийся образец того, что может поставить на уголовную сцену еврейство". Приговор гласил: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири".
А ее молодой любовник, отделавшись 6 месяцами "рабочего дома", стал состоятельным землевладельцем на юге России.
Местом ссылки Сони стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии. Вскоре ей удалось бежать оттуда, и снова вся Россия заговорила о Соньке. Она грабила ювелиров, банкиров, промышленников: Громкие это были дела.
В мае 1883 г. в магазине ювелира Карла фон Меля появилась очаровательная клиентка. Молодая дама, светская и состоятельная, мило грассируя, представилась женой известного психиатра Л., выбрала изделия французских мастеров на тридцать тысяч рублей, выписала счет и договорилась о встрече у себя дома. В назначенный час ювелир с коллекцией бриллиантов вошел в приемную доктора. Радушная хозяйка его встретила, взяла шкатулку, чтобы примерить сокровища к вечернему платью, и пригласила в кабинет к мужу. Когда ювелир настойчиво потребовал у психиатра оплаты счетов или возврата бриллиантов, его скрутили санитары и увезли в лечебницу. Как выяснилось к вечеру, врачу красавица представилась женой фон Меля, сказала, что муж свихнулся на "камушках", и оплатила вперед его лечение. Разумеется, аферистки и след простыл...
В октябре 1884 г. в одесском кафе Фанкони банкир Догмаров познакомился с госпожой Софьей Сан-Донато. За разговорами она попросила разменять ей ренту в тысячу рублей. Вскоре выяснилось, что милая дама уезжает в Москву вечерним поездом, тем же самым, что и господин Догмаров. Банкир предложил себя в попутчики. В купе они любезно беседовали и ели шоколадные конфеты. Утром крепко выспавшийся делец не нашел ни денег, ни ценных бумаг на сумму 43 тысячи рублей.
В августе 1885 г. управляющий ювелирного магазина Хлебникова на Петровке порекомендовал коллекцию украшений на 22 300 рублей курляндской баронессе Софье Буксгевден. Когда драгоценности были упакованы, почтенная дама вспомнила, что забыла деньги дома. Она вместе с бриллиантами поспешно удалилась за наличностью, оставив в качестве залога сопровождающих ее родных - отца, убеленного сединами, и младенца женского пола вместе с бонной. Когда через два часа заявили в участок, выяснилось, что эти "родственники" были наняты на Хитровке по объявлению в газете.
Но в том же, 1885 году, удача снова изменила Соньке, на этот раз окончательно. После ограбления нескольких крупных ювелирных магазинов она была схвачена и приговорена к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром -- она влюбила в себя тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок на Сахалине.
Как минимум, трижды Сонька пыталась бежать с Сахалина, где вначале, как и все женщины, жила на правах вольного жителя.
Еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой. Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега.
Бежать с Сахалина не было такой уж сложной задачей -- Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева - ничего не стоит. А там - безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант -- прятаться они не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной. Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: "За дело меня, ваше высокоблагородие, за дело! Так мне и надо!"
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве и похищение у еврея-поселенца Юрковского 56000 рублей, она привлекалась по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
В 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью, после чего Сонька была закована в ручные кандалы и помещена в одиночную камеру, где просидела почти три года. Прошел слух, что это уже была не Сонька, а 'сменщица', подставное лицо.
Антон Павлович Чехов, увидев во время путешествия по Сахалину знаменитую авантюристку, так описал ее в книге "Сахалин", "маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное..." К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет... Кстати, сахалинский фотограф Иннокентий Игнатьевич Павловский прислал Чехову снимок "Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки", который сейчас хранится в Государственном литературном музее.
Сонька-Золотая ручка на каторге
Подробнее писал о "Соньке - золотой ручке" Влас Михайлович Дорошевич, талантливый репортер своего времени, который встречался с ней во время своей поездки на Сахалин в 1905 году, когда Софья Ивановна уже проживала на поселении со своим сожителем ссыльнопоселенцем Богдановым. По лагерной терминологии она считалась "крестьянкой из ссыльных", но всероссийская, почти европейская знаменитость Сонька и на Сахалине была в центре внимания. Сожитель Софьи - Богданов - говорил о ней Дорошевичу: "Теперича Софья Ивановна больны и никакими делами не занимаются".
Дорошевич с нетерпением ожидал встречи с "Мефистофелем", "Рокамболем в юбке", с могучей преступной натурой, которую не сломили не каторги, ни одиночные камеры, ни тяжелые ручные кандалы.
И вот, наконец, долгожданная встреча состоялась. Перед глазами знаменитого журналиста и репортера стояла небольшая, хрупкая старушка со следами ушедшей молодости, с нарумяненным, сморщенным, как печеное яблоко, лицом, в стареньком капоте. "Неужели, - подумал Дорошевич, - это была Она?". По манере говорить она была простая одесская мещанка, лавочница, знавшая идиш и немецкий язык. Прекрасный знаток человеческих характеров, Дорошевич не мог понять, как ее жертвы могли принимать "Золотую ручку" за знаменитую артистку или вдовушку-аристократку?
На самом деле даже начальство каторги не было уверено, что срок отбывает именно Софья Блювштейн. Особенно после того, как по Европе в конце девяностых прокатилась серия преступлений, похожих по почерку на Сонькин.
Сахалинские чиновники, узнавшие, что Дорошевич видел и помнил фотографии "Золотой ручки", снятые еще до суда, расспрашивали его: "Ну, что, она? Та самая?". На что журналист, обладавший прекрасной профессиональной памятью отвечал: "Да, но только остатки той Соньки".
Якобы, после отбытия срока в одиночке и перевода на поселение, она стала содержательницей квасной в Александровском посту. Организовала оркестр из четырех поселенцев, построила карусель, нашла бродягу-фокусника, устраивала представления, танцы, изо всех сил копируя милые сердцу одесские кафешантаны. Торговала из-под полы водкой, что было строго запрещено на Сахалине, открыла игорный дом-избу. И хотя об этом было широко известно, никакие обыски не выявляли производителя "зеленого змия". Только пустые бутылки из-под кваса находили стражи порядка. По слухам, Сонька продавала и покупала ворованные вещи, но засечь краденое полиции не удавалось.
Таким образом она "боролась за жизнь", мечтая снова вернуться в Россию. Она закидала столичного репортера вопросами о городе ее детства - Одессе. Во время одной из встреч Сонька сказала Дорошевичу, что у нее в Одессе остались две дочки, которые выступали в оперетте в качестве пажей. Она умоляла сообщить ей об их судьбе, так как давно не получала от них никаких известий. Как писал Дорошевич об этой истории, "Рокамболя в юбке больше не было". Перед столичным репортером рыдала старушка - мать своих детей, о судьбе которых она давно ничего не знала.
О последних днях жизни знаменитой Соньки-Золотой ручки достоверно не известно. Якобы она, больная и ожесточившаяся, решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные, а через несколько дней Золотая Ручка умерла.
Тем не менее, народная молва утверждала, что умерла Сонька отнюдь не на сахалинской каторге.
Одесситы утверждали, что жила Соня инкогнито на улице Прохоровской. А в 1921 г., когда ЧК расстреляла ее последнего любовника, ехала в авто по Дерибасовской и разбрасывала деньги "на поминки мужа". Так же говорили, что последние деньки Золотая Ручка доживала в Москве у дочек, которые скрывали от людей свою непутевую мамашу, потому здесь, на Ваганьковском, и похоронена...
Много что говорят, да только никто не знает, как оно было на самом деле.
15.11.09 11:33 Re: Сонька - "Золотая Ручка"
Re: Сонька - "Золотая Ручка"
в ответ ДА УЖ!! 05.11.09 09:25
Настоящее имя – Шейндля-Сура Лейбова Соломошак-Блювштейн Изобретательная воровка, аферистка, способная перевоплощаться в светскую даму, монахиню или простую служанку. Ее называли «дьяволом в юбке», «демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют».
Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку «всероссийски, почти европейски знаменитой» А Чехов уделили ей внимание в книге «Сахалин».
Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго – едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж – не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.
Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием «гутен морген». Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо «вычищала» его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался – нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая «постороннего», начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой… Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом – остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.
На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно – к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство – единственный путь избежать бесчестья, – уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела – если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. «Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам».
Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих «агентов», которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя кольцаа с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах – отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы – у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.
Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное – одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).
Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.
Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были «чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные… и говорили так, что могли даже отлично лгать».
Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.
…Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
«Графиня Тимрот, Софья Ивановна»
«О, какое имя1 Вы ведь из московских Тимротов, не так ли?»
«Именно так».
«Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет'»
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду – и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке…
«А знаете что, любезный Михаил Осипович… – после кратного раздумья решилась графиня, – мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества…»
«Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?»
«Имеется, – усмехнулась Тимрот. – У нас много чего имеется. Но муж мой – гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебу-товского гнезда…»
«Так батюшка ваш – генерал Бебутов, кавказский герой?!» – всполошился Динкевич.
«Василий Осипович – мой дед, – скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. – Так когда же изволите взглянуть на дом?»
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.
Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог «малины» международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа «родового гнезда», которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой «на доверии» на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много – пятьсот рублей. Где-то «у людей» росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему «полковником» и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела – по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера – НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапо-Шенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление «Симы Рубинштейн» о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского «клиента». Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: «Великому актеру от его первой учительницы» – и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия».
Но вернемся к «графине» Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой «на доверии» на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много – пятьсот рублей. Где-то «у людей» росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему «полковником» и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела – по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера – НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапо-Шенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление «Симы Рубинштейн» о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского «клиента». Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: «Великому актеру от его первой учительницы» – и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия».
Но вернемся к «графине» Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна… Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом – и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: «Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий».
«Графиня» и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия.
Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. Теперь он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Веселый Ицка обожал брегеты со звоном и при себе всегда имел двух любимых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На этих часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача едва не на триста рублей. На радостях он оставил оба брегета себе и любил открывать их одновременно, сверяя время и вслушиваясь в нежный разнобой звона. Розенбад зла на Соньку не держал, пятьсот рублей простил ей давным-давно, тем более что по ее наводкам получил уже раз в сто больше. Женщине, которая растила его девочку, платил щедро и дочку навещал часто, не в пример Соньке (Хотя позже, имея уже двух дочерей, Сонька стала самой нежной матерью, не скупилась на их воспитание и образование – ни в России, ни потом во Франции. Однако взрослые дочери отреклись от нее.)
Встретившись года через два после побега молодой жены, бывшие супруги стали «работать» вместе. Ицка, с его веселым нравом и артистичным варшавским шиком, часто оказывал Соньке неоценимую помощь.
Итак, нотариус, он же Ицка, теряя очки бросился к Соньке. «Графиня! – вскричал он. – Какая честь1 Такая звезда в моем жалком заведении1»
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динке-вич повесился в дешевых номерах..
Главные помощники Соньки в этом деле через пару лет были схвачены. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (дворецкий) отправились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) – на три года в тюрьму, а затем – за границу «с воспрещением возвращаться в пределы Российского государства». Сонька любила работать с родней и бывшими мужьями. Все трое не были исключениями: не только варшавянин Ицка, но и оба «румынскоподданных» состояли в свое время с «мамой» в законном браке.
Попадалась она не раз Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз, однако вскоре была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами
Так началась полоса неудач ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, сохранять свободу с помощью взяток
Она блистала в счастливые времена своей звездной карьеры в Европе, но городом удачи и любви была для нее Одесса…
Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее крупные суммы денег. Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж. Не слишком красивый, из разряда «хорошеньких» мужчин с подбритыми в ниточку усиками, узкий в кости, с живыми глазами и виртуозными руками – он единственный рискнул однажды подставить Соньку В день ее ангела, 30 сентября, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня – и разницу ювелир уплатил наличными Через День Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф «признался», что копию камня Дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась с судейскими Чиновниками, не признавая ни обвинения, ни представленные вещественные Доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка – совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной «заткнуть за пояс добрую сотню мужчин».
И все же по решению суда она получила суровый приговор: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».
Местом ссылки стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, но через пять месяцев была схвачена полицией. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром" она влюбила в себя рослого с пышными усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок н.а Сахалине.
Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.
На Сахалине Сонька, как и все женщины, вначале жила на правах вольного жителя Привыкшая к дорогим «люксам» европейского класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега
Надо сказать, что бежать с Сахалина было не такой уж сложной задачей. Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева – ничего не стоит. А там – безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, но прятаться не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет «конвоировать» Блоху. Рецидивист убил караульного, в его одежду переоделась Сонька.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: «За дело меня, ваше высокоблагородие' За дело! Так мне и надо!»
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве, она привлекалась – как руководитель – по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
Наконец, в 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью. Ни звука не проронила Сонька Золотая Ручка Доползла до своей комнаты и свалилась на нары Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Чехов так описал ее в книге «Сахалин», «маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом… Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное..» К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет…
Соньку Золотую Ручку посещали писатели, журналисты, иностранцы. За плату разрешалось с ней побеседовать. Говорить она не любила, много врала, путалась в воспоминаниях. Любители экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель – это называлось «Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки». Один из таких снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, хранится в Государственном литературном музее.
Отсидев срок, Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного «кафе-шантана», где варила квас, торговала из-под полы водкой и устраивала веселые вечера с танцами. Тогда же сошлась с жестоким рецидивистом Николаем Богдановым, но жизнь с ним была хуже каторги. Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные. Через несколько дней Золотая Ручка умерла.
Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку «всероссийски, почти европейски знаменитой» А Чехов уделили ей внимание в книге «Сахалин».
Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго – едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж – не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.
Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием «гутен морген». Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо «вычищала» его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался – нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая «постороннего», начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой… Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом – остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.
На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно – к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство – единственный путь избежать бесчестья, – уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела – если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. «Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам».
Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих «агентов», которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя кольцаа с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах – отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы – у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.
Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное – одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).
Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.
Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были «чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные… и говорили так, что могли даже отлично лгать».
Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.
…Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
«Графиня Тимрот, Софья Ивановна»
«О, какое имя1 Вы ведь из московских Тимротов, не так ли?»
«Именно так».
«Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет'»
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду – и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке…
«А знаете что, любезный Михаил Осипович… – после кратного раздумья решилась графиня, – мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества…»
«Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?»
«Имеется, – усмехнулась Тимрот. – У нас много чего имеется. Но муж мой – гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебу-товского гнезда…»
«Так батюшка ваш – генерал Бебутов, кавказский герой?!» – всполошился Динкевич.
«Василий Осипович – мой дед, – скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. – Так когда же изволите взглянуть на дом?»
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.
Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог «малины» международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа «родового гнезда», которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой «на доверии» на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много – пятьсот рублей. Где-то «у людей» росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему «полковником» и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела – по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера – НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапо-Шенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление «Симы Рубинштейн» о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского «клиента». Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: «Великому актеру от его первой учительницы» – и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия».
Но вернемся к «графине» Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой «на доверии» на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много – пятьсот рублей. Где-то «у людей» росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему «полковником» и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела – по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера – НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапо-Шенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление «Симы Рубинштейн» о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского «клиента». Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: «Великому актеру от его первой учительницы» – и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия».
Но вернемся к «графине» Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна… Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом – и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: «Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий».
«Графиня» и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия.
Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. Теперь он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Веселый Ицка обожал брегеты со звоном и при себе всегда имел двух любимых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На этих часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача едва не на триста рублей. На радостях он оставил оба брегета себе и любил открывать их одновременно, сверяя время и вслушиваясь в нежный разнобой звона. Розенбад зла на Соньку не держал, пятьсот рублей простил ей давным-давно, тем более что по ее наводкам получил уже раз в сто больше. Женщине, которая растила его девочку, платил щедро и дочку навещал часто, не в пример Соньке (Хотя позже, имея уже двух дочерей, Сонька стала самой нежной матерью, не скупилась на их воспитание и образование – ни в России, ни потом во Франции. Однако взрослые дочери отреклись от нее.)
Встретившись года через два после побега молодой жены, бывшие супруги стали «работать» вместе. Ицка, с его веселым нравом и артистичным варшавским шиком, часто оказывал Соньке неоценимую помощь.
Итак, нотариус, он же Ицка, теряя очки бросился к Соньке. «Графиня! – вскричал он. – Какая честь1 Такая звезда в моем жалком заведении1»
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динке-вич повесился в дешевых номерах..
Главные помощники Соньки в этом деле через пару лет были схвачены. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (дворецкий) отправились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) – на три года в тюрьму, а затем – за границу «с воспрещением возвращаться в пределы Российского государства». Сонька любила работать с родней и бывшими мужьями. Все трое не были исключениями: не только варшавянин Ицка, но и оба «румынскоподданных» состояли в свое время с «мамой» в законном браке.
Попадалась она не раз Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз, однако вскоре была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами
Так началась полоса неудач ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, сохранять свободу с помощью взяток
Она блистала в счастливые времена своей звездной карьеры в Европе, но городом удачи и любви была для нее Одесса…
Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее крупные суммы денег. Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж. Не слишком красивый, из разряда «хорошеньких» мужчин с подбритыми в ниточку усиками, узкий в кости, с живыми глазами и виртуозными руками – он единственный рискнул однажды подставить Соньку В день ее ангела, 30 сентября, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня – и разницу ювелир уплатил наличными Через День Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф «признался», что копию камня Дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась с судейскими Чиновниками, не признавая ни обвинения, ни представленные вещественные Доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка – совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной «заткнуть за пояс добрую сотню мужчин».
И все же по решению суда она получила суровый приговор: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».
Местом ссылки стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, но через пять месяцев была схвачена полицией. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром" она влюбила в себя рослого с пышными усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок н.а Сахалине.
Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.
На Сахалине Сонька, как и все женщины, вначале жила на правах вольного жителя Привыкшая к дорогим «люксам» европейского класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега
Надо сказать, что бежать с Сахалина было не такой уж сложной задачей. Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева – ничего не стоит. А там – безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, но прятаться не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет «конвоировать» Блоху. Рецидивист убил караульного, в его одежду переоделась Сонька.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: «За дело меня, ваше высокоблагородие' За дело! Так мне и надо!»
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве, она привлекалась – как руководитель – по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
Наконец, в 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью. Ни звука не проронила Сонька Золотая Ручка Доползла до своей комнаты и свалилась на нары Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Чехов так описал ее в книге «Сахалин», «маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом… Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное..» К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет…
Соньку Золотую Ручку посещали писатели, журналисты, иностранцы. За плату разрешалось с ней побеседовать. Говорить она не любила, много врала, путалась в воспоминаниях. Любители экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель – это называлось «Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки». Один из таких снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, хранится в Государственном литературном музее.
Отсидев срок, Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного «кафе-шантана», где варила квас, торговала из-под полы водкой и устраивала веселые вечера с танцами. Тогда же сошлась с жестоким рецидивистом Николаем Богдановым, но жизнь с ним была хуже каторги. Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные. Через несколько дней Золотая Ручка умерла.
08.12.09 13:55 Re: Сонька - "Золотая Ручка"
Re: Сонька - "Золотая Ручка"
в ответ ДА УЖ!! 05.11.09 09:25
Сонька Золотая Ручка
Настоящее имя — Шейндля-Сура Лейбова Соломошак-Блюмштейн. Изобретательная воровка, аферистка, способная перевоплощаться в светскую даму, монахиню или простую служанку. Ее называли "дьяволом в юбке ", "демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют "
Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку "всероссийски, почти европейски знаменитой" А Чехов уделили ей внимание в книге "Сахалин".
Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго — едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж — не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.
Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием "гутен морген". Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо "вычищала" его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался — нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая "постороннего", начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой... Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом — остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.
На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно — к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство — единственный путь избежать бесчестья, — уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела — если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".
Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих "агентов", которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя кольца с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах — отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы — у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.
Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное — одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).
Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.
Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".
Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.
...Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
"Именно так".
"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет'"
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду — и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...
"А знаете что, любезный Михаил Осипович... — после кратного раздумья решилась графиня, — мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."
"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"
"Имеется, — усмехнулась Тимрот. — У нас много чего имеется. Но муж мой — гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебутовского гнезда..."
"Так батюшка ваш — генерал Бебутов, кавказский герой?!" — всполошился Динкевич.
"Василий Осипович — мой дед, — скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. — Так когда же изволите взглянуть на дом?"
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.
Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог "малины" международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа "родового гнезда", которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много — пятьсот рублей. Где-то "у людей" росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему "полковником" и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела — по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера — НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапошенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом — Решимов — бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" — и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".
Но вернемся к "графине" Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат — и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом — и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".
"Графиня" и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия.
Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. Теперь он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Веселый Ицка обожал брегеты со звоном и при себе всегда имел двух любимых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На этих часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача едва не на триста рублей. На радостях он оставил оба брегета себе и любил открывать их одновременно, сверяя время и вслушиваясь в нежный разнобой звона. Розенбад зла на Соньку не держал, пятьсот рублей простил ей давным-давно, тем более что по ее наводкам получил уже раз в сто больше. Женщине, которая растила его девочку, платил щедро и дочку навещал часто, не в пример Соньке (Хотя позже, имея уже двух дочерей, Сонька стала самой нежной матерью, не скупилась на их воспитание и образование — ни в России, ни потом во Франции. Однако взрослые дочери отреклись от нее.)
Встретившись года через два после побега молодой жены, бывшие супруги стали "работать" вместе. Ицка, с его веселым нравом и артистичным варшавским шиком, часто оказывал Соньке неоценимую помощь.
Итак, нотариус, он же Ицка, теряя очки бросился к Соньке. "Графиня! — вскричал он. — Какая честь Такая звезда в моем жалком заведении"
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динке-вич повесился в дешевых номерах ..
Главные помощники Соньки в этом деле через пару лет были схвачены. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (дворецкий) отправились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) — на три года в тюрьму, а затем — за границу "с воспрещением возвращаться в пределы Российского государства". Сонька любила работать с родней и бывшими мужьями. Все трое не были исключениями: не только варшавянин Ицка, но и оба "румынскоподданных" состояли в свое время с "мамой" в законном браке.
Попадалась она не раз Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз, однако вскоре была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами
Так началась полоса неудач ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, сохранять свободу с помощью взяток
Она блистала в счастливые времена своей звездной карьеры в Европе, но городом удачи и любви была для нее Одесса...
Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее крупные суммы денег. Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж. Не слишком красивый, из разряда "хорошеньких" мужчин с подбритыми в ниточку усиками, узкий в кости, с живыми глазами и виртуозными руками — он единственный рискнул однажды подставить Соньку В день ее ангела, 30 сентября, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня — и разницу ювелир уплатил наличными Через День Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф "признался", что копию камня Дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась с судейскими Чиновниками, не признавая ни обвинения, ни представленные вещественные Доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка — совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной "заткнуть за пояс добрую сотню мужчин".
И все же по решению суда она получила суровый приговор: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири".
Местом ссылки стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, но через пять месяцев была схвачена полицией. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром" она влюбила в себя рослого с пышными усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок н.а Сахалине.
Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.
На Сахалине Сонька, как и все женщины, вначале жила на правах вольного жителя Привыкшая к дорогим "люксам" европейского класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега
Надо сказать, что бежать с Сахалина было не такой уж сложной задачей. Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева — ничего не стоит. А там — безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, но прятаться не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху. Рецидивист убил караульного, в его одежду переоделась Сонька.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: "За дело меня, ваше высокоблагородие За дело! Так мне и надо!"
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве, она привлекалась — как руководитель1 — по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
Наконец, в 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью Ни звука не проронила Сонька Золотая Ручка Доползла до своей комнаты и свалилась на нары Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Чехов так описал ее в книге "Сахалин", "маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. ." К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет...
Соньку Золотую Ручку посещали писатели, журналисты, иностранцы. За плату разрешалось с ней побеседовать. Говорить она не любила, много врала, путалась в воспоминаниях. Любители экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель — это называлось "Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки". Один из таких снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, хранится в Государственном литературном музее.
Отсидев срок, Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного "кафе-шантана", где варила квас, торговала из-под полы водкой и устраивала веселые вечера с танцами. Тогда же сошлась с жестоким рецидивистом Николаем Богдановым, но жизнь с ним была хуже каторги Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала Ее нашли конвойные. Через несколько дней Золотая Ручка умерла.
Настоящее имя — Шейндля-Сура Лейбова Соломошак-Блюмштейн. Изобретательная воровка, аферистка, способная перевоплощаться в светскую даму, монахиню или простую служанку. Ее называли "дьяволом в юбке ", "демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют "
Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку "всероссийски, почти европейски знаменитой" А Чехов уделили ей внимание в книге "Сахалин".
Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго — едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж — не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.
Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием "гутен морген". Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо "вычищала" его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался — нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая "постороннего", начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой... Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом — остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.
На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно — к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство — единственный путь избежать бесчестья, — уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела — если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".
Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих "агентов", которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя кольца с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.
Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах — отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы — у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.
Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное — одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).
Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.
Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".
Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.
Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.
...Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.
Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.
Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:
"Именно так".
"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет'"
И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду — и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...
"А знаете что, любезный Михаил Осипович... — после кратного раздумья решилась графиня, — мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."
"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"
"Имеется, — усмехнулась Тимрот. — У нас много чего имеется. Но муж мой — гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебутовского гнезда..."
"Так батюшка ваш — генерал Бебутов, кавказский герой?!" — всполошился Динкевич.
"Василий Осипович — мой дед, — скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. — Так когда же изволите взглянуть на дом?"
Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.
Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог "малины" международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа "родового гнезда", которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.
Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много — пятьсот рублей. Где-то "у людей" росла ее маленькая дочка.
Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему "полковником" и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела — по возможности до конца своих дней.
На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера — НУ, допустим, за лимонадом.
Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапошенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей.
Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом — Решимов — бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" — и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".
Но вернемся к "графине" Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат — и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.
Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом — и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.
Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".
"Графиня" и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия.
Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. Теперь он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Веселый Ицка обожал брегеты со звоном и при себе всегда имел двух любимых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На этих часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача едва не на триста рублей. На радостях он оставил оба брегета себе и любил открывать их одновременно, сверяя время и вслушиваясь в нежный разнобой звона. Розенбад зла на Соньку не держал, пятьсот рублей простил ей давным-давно, тем более что по ее наводкам получил уже раз в сто больше. Женщине, которая растила его девочку, платил щедро и дочку навещал часто, не в пример Соньке (Хотя позже, имея уже двух дочерей, Сонька стала самой нежной матерью, не скупилась на их воспитание и образование — ни в России, ни потом во Франции. Однако взрослые дочери отреклись от нее.)
Встретившись года через два после побега молодой жены, бывшие супруги стали "работать" вместе. Ицка, с его веселым нравом и артистичным варшавским шиком, часто оказывал Соньке неоценимую помощь.
Итак, нотариус, он же Ицка, теряя очки бросился к Соньке. "Графиня! — вскричал он. — Какая честь Такая звезда в моем жалком заведении"
Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динке-вич повесился в дешевых номерах ..
Главные помощники Соньки в этом деле через пару лет были схвачены. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (дворецкий) отправились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) — на три года в тюрьму, а затем — за границу "с воспрещением возвращаться в пределы Российского государства". Сонька любила работать с родней и бывшими мужьями. Все трое не были исключениями: не только варшавянин Ицка, но и оба "румынскоподданных" состояли в свое время с "мамой" в законном браке.
Попадалась она не раз Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз, однако вскоре была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами
Так началась полоса неудач ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, сохранять свободу с помощью взяток
Она блистала в счастливые времена своей звездной карьеры в Европе, но городом удачи и любви была для нее Одесса...
Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее крупные суммы денег. Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж. Не слишком красивый, из разряда "хорошеньких" мужчин с подбритыми в ниточку усиками, узкий в кости, с живыми глазами и виртуозными руками — он единственный рискнул однажды подставить Соньку В день ее ангела, 30 сентября, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня — и разницу ювелир уплатил наличными Через День Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф "признался", что копию камня Дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась с судейскими Чиновниками, не признавая ни обвинения, ни представленные вещественные Доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка — совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной "заткнуть за пояс добрую сотню мужчин".
И все же по решению суда она получила суровый приговор: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири".
Местом ссылки стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, но через пять месяцев была схвачена полицией. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром" она влюбила в себя рослого с пышными усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок н.а Сахалине.
Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.
На Сахалине Сонька, как и все женщины, вначале жила на правах вольного жителя Привыкшая к дорогим "люксам" европейского класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега
Надо сказать, что бежать с Сахалина было не такой уж сложной задачей. Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева — ничего не стоит. А там — безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, но прятаться не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать" Блоху. Рецидивист убил караульного, в его одежду переоделась Сонька.
Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: "За дело меня, ваше высокоблагородие За дело! Так мне и надо!"
Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве, она привлекалась — как руководитель1 — по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.
Наконец, в 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью Ни звука не проронила Сонька Золотая Ручка Доползла до своей комнаты и свалилась на нары Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.
Чехов так описал ее в книге "Сахалин", "маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. ." К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет...
Соньку Золотую Ручку посещали писатели, журналисты, иностранцы. За плату разрешалось с ней побеседовать. Говорить она не любила, много врала, путалась в воспоминаниях. Любители экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель — это называлось "Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки". Один из таких снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, хранится в Государственном литературном музее.
Отсидев срок, Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного "кафе-шантана", где варила квас, торговала из-под полы водкой и устраивала веселые вечера с танцами. Тогда же сошлась с жестоким рецидивистом Николаем Богдановым, но жизнь с ним была хуже каторги Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала Ее нашли конвойные. Через несколько дней Золотая Ручка умерла.