Login
246 Views
21.07.14 13:14 Почему Вы поете?
Больница - это одно большое приключение. Несмотря на то, что делать там, по сути, нечего, скучно не бывает.
Анастезиолог - невероятно красивая, хрупкая, точеная молодая женщина с утонченными чертами лица и кокетливыми локонами смущенно спрашивает:
- Вам интересно, что с Вами будет или лучше опустить подробности?
- Рассказывайте, - киваю.
- Сначала Вам дадут успокаивающую таблетку, потом отвезут в операционную. Там Вас подготовят к операции. На лицо Вам наложат маску, чтобы обеспечить кислородом, через катетер Вы получите наркоз и обезболивающее. Никакого усыпляющего газа. Наркотик отключит все функции организма, вплоть до дыхательного центра. Но Вы не пугайтесь. Мы знаем, что Вы дышать самостоятельно не сможете, поэтому будем дышать за Вас, - ласково улыбается она.
Начало мне уже нравится. Заболтивые. Будут дышать за меня.
Таблетка "мне-все-равно" исправно растворилась на моем языке в восемь утра. Только операция опоздала на четыре часа с кепкой. Поэтому, когда меня привезли в операционную, я прекрасно соображала, что к чему.
- Пожалуйста, не ставьте мне катетер на кисть руки, - прошу. - У меня там вены очень тонкие, у Вас все равно не получится.
- Я профи, - заявляет деловитый парень, - у меня получится.
Вздыхаю. Спорить с ним бесполезно. Он обстоятельно простукивает мою ладонь, ищет подходящую венку, тыкает в нее иголкой, доводит меня до бессовестного мяукания и сдается: слишком тонкие. Хорошо, что до него дошло, благодарно думаю я. Он крепко зажимает ладонь и перетягивает скотчем, чтобы не было кровоизлияния. Догадливый. Ребята работают задорно и слаженно, чувствую, теперь уже не выпустят.
- Пропофол, сто, - говорит парень.
Вот, так просто над тобой загорается воображаемая корона с надписью King of Pop. Возгордиться не успеваешь, потому что на лицо опускается жесткая голубая голба.
- Дышите глубоко и ровно, - назидательно падает сверху.
Как дышать, никто не объясняет. Тянуть воздух из этой штуковины невероятно сложно. Выдыхать некуда, воздух выдувается прямо в правый глаз, отчего приходится жмуриться. Рук и ног уже как бы нет, а хочется вырваться и убежать. Бедный Джексон. Если его так же давило и душило, как меня, наседая на грудину и хватая невидмыми руками за горло, у него точно совсем не получалось спать. Иначе на такое добровольно не пойдешь...
Первое, что помню после, - песня. Слава короля поп-музыки осенила меня настолько, что я изволила исполнить в палате интенсивки весь репертуар.
- Дышите! - велено.
- Почему Вы поете? - удивляется врач.
- Вы же просили дышать глубоко, - поражаюсь я его недогадливости.
- Надо что-то делать с этим гигантским младенцем, - замечает старшая сестра. - Пусть забирают ее отсюда. Кислород уже напела нормальный, давление в порядке.
Очевидно, ей мой концерт не понравился. Ну, и ладно. Я старалась.
Когда едем обратно, в сознании существует одна единственная мысль: "Господи, пусть это была последняя операция в моей жизни! Никакого пропофола больше! Никаких наркозов..."
Анастезиолог - невероятно красивая, хрупкая, точеная молодая женщина с утонченными чертами лица и кокетливыми локонами смущенно спрашивает:
- Вам интересно, что с Вами будет или лучше опустить подробности?
- Рассказывайте, - киваю.
- Сначала Вам дадут успокаивающую таблетку, потом отвезут в операционную. Там Вас подготовят к операции. На лицо Вам наложат маску, чтобы обеспечить кислородом, через катетер Вы получите наркоз и обезболивающее. Никакого усыпляющего газа. Наркотик отключит все функции организма, вплоть до дыхательного центра. Но Вы не пугайтесь. Мы знаем, что Вы дышать самостоятельно не сможете, поэтому будем дышать за Вас, - ласково улыбается она.
Начало мне уже нравится. Заболтивые. Будут дышать за меня.
Таблетка "мне-все-равно" исправно растворилась на моем языке в восемь утра. Только операция опоздала на четыре часа с кепкой. Поэтому, когда меня привезли в операционную, я прекрасно соображала, что к чему.
- Пожалуйста, не ставьте мне катетер на кисть руки, - прошу. - У меня там вены очень тонкие, у Вас все равно не получится.
- Я профи, - заявляет деловитый парень, - у меня получится.
Вздыхаю. Спорить с ним бесполезно. Он обстоятельно простукивает мою ладонь, ищет подходящую венку, тыкает в нее иголкой, доводит меня до бессовестного мяукания и сдается: слишком тонкие. Хорошо, что до него дошло, благодарно думаю я. Он крепко зажимает ладонь и перетягивает скотчем, чтобы не было кровоизлияния. Догадливый. Ребята работают задорно и слаженно, чувствую, теперь уже не выпустят.
- Пропофол, сто, - говорит парень.
Вот, так просто над тобой загорается воображаемая корона с надписью King of Pop. Возгордиться не успеваешь, потому что на лицо опускается жесткая голубая голба.
- Дышите глубоко и ровно, - назидательно падает сверху.
Как дышать, никто не объясняет. Тянуть воздух из этой штуковины невероятно сложно. Выдыхать некуда, воздух выдувается прямо в правый глаз, отчего приходится жмуриться. Рук и ног уже как бы нет, а хочется вырваться и убежать. Бедный Джексон. Если его так же давило и душило, как меня, наседая на грудину и хватая невидмыми руками за горло, у него точно совсем не получалось спать. Иначе на такое добровольно не пойдешь...
Первое, что помню после, - песня. Слава короля поп-музыки осенила меня настолько, что я изволила исполнить в палате интенсивки весь репертуар.
- Дышите! - велено.
Когда б имел златые горы и реки, полные вина...
Видимо, они так старались дышать за меня, что я разучилась. Втягивать воздух в легкие - все равно, что тянуть баржу по Волге, как у Репина. Старательно беру дыхание и тяну куплет, изо всех сил. Когда не помню, что дальше, переключаюсь на "Ой, цветет калина..." Потом до меня доходит, что немцы по-русски ни фига не понимают, и я для них специально исполняю немецкую народную про Элизабет, которая терпеть не может новое длинное платье, потому что под ним не видно ее длинных и красивых ног.- Почему Вы поете? - удивляется врач.
- Вы же просили дышать глубоко, - поражаюсь я его недогадливости.
- Надо что-то делать с этим гигантским младенцем, - замечает старшая сестра. - Пусть забирают ее отсюда. Кислород уже напела нормальный, давление в порядке.
Очевидно, ей мой концерт не понравился. Ну, и ладно. Я старалась.
Когда едем обратно, в сознании существует одна единственная мысль: "Господи, пусть это была последняя операция в моей жизни! Никакого пропофола больше! Никаких наркозов..."