(личный опыт путешественника)
Если бы вы спросили меня полгода назад, на что похожа моя жизнь, я бы не задумываясь ответил: на спелое яблоко.
Но если бы вы спросили меня об этом на прошлой неделе, я бы сказал: моя жизнь дала трещину и стала похожа на задницу.
Как ни крути. Точнее и не скажешь. Что не так? Да все не так. Кромешная тьма. На работе съедает оперативка.
После работы в голове одни фантомные проблемы. Постоянный дефицит времени. Смысл жизни потерян.
Дни летят, как из автомата. Короче, лесоповал, а не жизнь.
Наступает новый день. И через пятнадцать минут после завтрака ты ловишь себя на мысли, что вот уже и ужин.
День прошел. А что сделано? Дофига вроде сделано, а задумаешься – ничего толкового. Все суета.
Очень помогает йога. И очень помогают книги. Это классные помощники. Но они не дают той глубины и наполненности.
Это инструменты, но не фундамент. Где взять якорь, чтобы можно было зацепиться и остановить все это безумие внутри себя. Где?
На прошлой неделе я отчетливо почувствовал, что все. Ну все. Предел. Еще несколько дней в таком трэше, и я либо сломаюсь, либо (что еще хуже) приспособлюсь.
Сам я уже не справлялся. Мне нужно было просто побыть в обществе духовно сильных людей. Просто побыть. Рядом.
И тогда я позвонил.

Здравствуйте. Можно я приеду? На несколько дней. Может, на неделю. Да? Спасибо.
Разговор занял всего пару минут. Через несколько часов я был в аэропорту. Так я оказался в даоcском монастыре.
Монастырь находится в южной части Китая. В очень красивых местах. В горах. На берегу реки. Монастырь закрытый.
Посетители иногда приходят, но по звонку и для них открывают двери. Тут живут и практикуют семь монахов.
Я был восьмым. И я, наверное, был первым “белым”, кто остался тут жить.

Когда ты в трэше, ты становишься особенно чувствительным.
Все ощущения удивительным образом обостряются. Начинаешь замечать то, что никогда раньше не видел.
Я захожу на территорию монастыря и физически ощущаю, что тут совершенно иная энергетика.
Я! Тридцатитрехлетний детина. Которого еще полгода назад рассмешили бы разговоры об энергетике.
За мной захлопывается входная дверь, и я ощущаю, что попал словно в несколько другую реальность.
Мягкую, спокойную.
Мне не задавали лишних вопросов. Мне вообще не задавали никаких вопросов. Они просто посмотрели на меня.
Покивали. И отвели меня в комнату. В моей комнате была деревянная кровать без матраса. Тонкая подушка. И одеяло.
Еще в ней была вешалка и окно. До этого я никогда не спал на деревянных досках. Первые два дня мое тело ломило.
Потом я решил, что это не имеет значения, и это перестало иметь значение.

На противоположной стене жил паук, размером чуть больше моей ладони, и коричневый тропический таракан.
Поначалу у меня с ними были сложные отношения. Но потом я понял, что это все надуманное из головы. И просто привык к ним.
Паука я назвал Виталей. Таракана – Стасиком. Мы прожили вместе неделю. На четвертый день появилась большая бесшумная ящерица.
Но ящерица была приходящей.
В монастыре нет электричества. Нет интернета. Телевизора. Радио. Нет горячей воды. Полная изоляция.
Если даже очень захотеть узнать, как обстоят дела в твоем офисе, и придумать себе какую-нибудь новую проблему, это невозможно технически.
Все твои внешние проблемы остаются во внешнем мире. Тут ты только с собой. Со своими узлами. И с монахами.
Ночь приходит в семь. День начинается в пять. После захода солнца мгновенно наступает темнота. Если тебе что-то еще нужно от сегодняшнего дня – пожалуйста, вот свеча.
Посиди, подумай. Птицы начинают щебетать ровно в пять. Такой режим моментально наполняет тело силой.
Вне зависимости от настроения и от дурацких мыслей в голове, тело становится сильным само по себе.

Даосы – вегетарианцы. Они не едят мясо, курицу, рыбу, молоко, яйца и все прочее, что хоть как-то связано с животным миром.
Пища очень простая. Рис, зелень, грибы, цветы, корни, фрукты.
Монастырский повар каждый день уходит в лес и приносит оттуда что-то новенькое.
Потом раскладывает и высушивает это на солнце. После еды не остается ощущения тяжести и сонливости.
С пяти до восьми утра монахи практикуют. Медитация и тайчи.
Можно часами наблюдать за тем, как они двигаются и работают со своим телом.
Я не думал, что тело может изгибаться так изящно и в таких плоскостях.
Поперечным шпагатом тут никого не удивить. Это не гимнастика.
Это работа с энергией.

На завтрак – рисовая каша, орехи, имбирь. Потом чтение. И молитвы.
Я поднимался в верхний храм, раскладывал там на веранде за круглым столом свои учебники и занимался китайским.
А когда уставал – переключался на чтение. За это время я прочел «Великие религии мира» Григория Померанца. (Для меня это была сложная и медленная книга).
А потом «Просветление и другие заблуждения» Карла Ренца. Она взорвала мне мозг.
Тут же стоял чайный поднос. Когда монахи откладывали свои книги, мы садились пить Дахунпао.
Он растет почти на всех окрестных горах. Я старался быть незаметным, и, кажется, у меня это получалось.
Я почти ничего не говорил. Но слушал. Из того, что я слышал, я понимал далеко не все. В лучшем случае – половину.
Много специфичных слов, которые я не знаю. Первые пару дней меня выделяли. Потом перестали. И тогда стало очень комфортно.

У них удивительные лица. Глубокий взгляд и совершенно не типичные для китайских лиц мимические морщины.
Когда они смотрят тебе в глаза, они смотрят тебе в глаза. Когда они наливают чай в пиалки, они наливают чай в пиалки.
Они очень в текущем моменте. Постоянно.
Есть в них что-то такое, что совершенно невозможно описать словами таким образом, чтобы это получилось не наивно.
Какая-то силища, с которой хочется просто находиться рядом. Какие-то стержни. Что-то фундаментальное.
При этом они шутят и хохочут при каждом удобном случае.
По ступенькам они взбегают наверх, как четырнадцатилетние, и выглядят удивительно моложаво.
Прямые спины. Живые жесты.
Осознанность.

На обед – те же рис, зелень, грибы, цветы, корни. Много перца. И почти без соли.
Пища готовится на дровах. В качестве топлива используются сушеные стебли бамбука.
За бамбуком монахи ходят за ворота в лес.
После обеда я брал рюкзак и молча уходил на несколько часов в горы.
Возвращался с заходом солнца. А потом мы вместе шли на реку.
Небо на закате становится красным.
Тут сильное течение. И чтобы плыть вверх, нужно сражаться.
Но за крупными скалами вода глубокая, спокойная и прозрачная.
Внизу черно. Это удивительное ощущение, когда вокруг тебя плавятся большие карпы.
Их тут никто не ловит. В реке их тысячи. Плаваешь, словно в чем-то живом.
Сорок минут против течения вымывают из тебя все. Вообще все.
Потом хозяйственным мылом стираешь в тазике свою дневную футболку и полощешь ее в реке.
А потом намыливаешься с головой сам. В монастырь возвращаешься уже почти при полной темноте.
В этих широтах темнеет очень рано. На ужин – рис, зелень, суп из корней и цветов и что-нибудь еще.
После ужина – чай. Пространство освещается одной или двумя свечами. К темноте удивительно быстро привыкаешь.
Потом просто перестаешь ее замечать.

После ужина минут тридцать-сорок разговоров, потом медитация и сон. В пять утра начнут щебетать птицы.
Территория монастыря огромна. Монахи как бы ничего не делают, но при этом всегда чем-то заняты.
Не сильно. Как бы походя. Запросто. В даосизме есть такое понятие 无为－У-Вэй.
Его можно перевести как “созерцательная пассивность, недеяние, отстраненность”.
Мне очень нравится этот термин.
Когда я смотрю на монахов, живущих такой простой жизнью, мне совсем не кажется, что они в чем-то ограничены.
Напротив, среди них у меня возникает ощущение наполненности и гармонии.
Ощущение сочности и объема жизни. Парадоксально!
Я прожил в монастыре неделю. Первые два дня было очень тяжело.
Я ходил, как неприкаянный, и все думал: «Блин, ну нафига я сюда приехал?»
И я просто не знал, куда спрятаться от своих черных мыслей. На третий день стало легче.
На четвертый я, наконец, вспомнил это ощущение из детства, когда ты никуда не спешишь и тебе ничего не нужно делать.
И потом все стало очень как надо. Естественно и хорошо.
Понимаете, хочется не расплескать это ощущение и сохранить его надолго.

Мне сложно сказать, чему я научился и что узнал. Мы разговаривали о даосизме и о буддизме, о практиках и медитации.
Но эти разговоры во многом бестолковы, во-первых, из-за языкового барьера, а во-вторых, из-за моего невежества.
Я просто никогда раньше не читал историю восточных религий. И плаваю в этом будь здоров.
Хотя, сейчас я уже просто физически начинаю ощущать жажду этих знаний.
Мои знания, которые я увез из этого монастыря, они не в голове, а где-то в груди. Это ощущения.
Их сложно передать вам словами, потому что я не могу это сформулировать даже для самого себя…
Я уехал в воскресенье вечером. Просто понял, что пора возвращаться. По телефону заказал билет на самолет.
Собрал рюкзак. Поднялся к монахам попрощаться и сказать, что не останусь на ужин.
Они дали мне мешок фруктов и мешок чая. А потом проводили меня до самых нижних ворот.
На следующий день, утром, выруливая из подземного гаража, я поймал себя на ощущении, что я в порядке.
Я поставил музыку, подмигнул охранникам и сжал руль. Будто начинается что-то новое…

Григорий Потемкин