назад
Россия поддерживала президента Туниса Зин эль-Абидина Бен Али (Zine El Abidine Ben Ali), пока он 14 января не сбежал в Саудовскую Аравию после 23 лет пребывания у власти.
В начале февраля, когда демонстранты собирались на каирской площади Тахрир, президент Дмитрий Медведев позвонил президенту Египта Хосни Мубараку, чтобы выразить ему поддержку. 11 февраля президент Мубарак, проведший у власти 30 лет, ушел в отставку.
В июне, июле и августе российские дипломаты и журналисты резко и язвительно отзывались о натовской кампании по бомбардировке Ливии. В итоге, накануне начавшейся в Париже 1 сентября конференции по Ливии, Россия признала повстанческую коалицию, став 75-й страной в мире, сделавшей это.
Даже сейчас депутаты Думы продолжают публично оплакивать свержение Муаммара Каддафи, сохранявшего
власть 42 года.
Казалось бы, после Туниса, Египта и Ливии российское министерство иностранных дел могло бы одуматься и перестать поддерживать неудачников. Например, в бейсболе после трех страйков, бьющий выбывает из игры.
Однако министр иностранных дел Сергей Лавров не намерен прекращать играть. Сейчас он имеет дело с четвертым крупным восстанием Арабской весны – с восстанием в Сирии.
Такие разные страны, как Иран, Ирак, Турция, Британия и Соединенные Штаты, утверждают - с разной степенью настойчивости, - что затянувшееся на 41 год правление семьи Асадов должно закончиться.
За последние шесть месяцев, по подсчетам ООН, силы безопасности президента Башара Асада убили 2700 демонстрантов, включая не меньше 100 детей. Несмотря на эту растянутую кровавую баню в масштабах страны,
протесты не ослабевают.
Тем не менее, в понедельник российский министр иностранных дел заявил, что он против принятия Советом безопасности ООН резолюции, осуждающей режим Асада. Вместо этого он призвал к диалогу между президентом Асадом и оппозицией.
Никто не знает, как будут в ближайшие месяцы разворачиваться события в Сирии. Однако ясно одно: в дальнейшем влияние России в арабском мире заметно уменьшится. До этого года оно оставалось непропорционально высоким, во многом благодаря контрактам на поставку вооружений, а также старым, сохранившимся еще с советских времен отношениям.
Сейчас арабские друзья России находятся в бегах, в изгнании или под судом. Москве, поддерживавшей старых автократов, теперь будет нелегко укреплять влияние среди новых элит. Новые власти в Тунисе, в Каире и в Триполи
хорошо помнят, чью сторону Кремль занимал во время революций.
Реакционная внешняя политика Москвы отражает широко распространенный и глубоко укоренившийся консерватизм современной России. Население России стареет и сокращается, и на этом фоне многие скептически относятся к молодежным революциям арабского мира.
С точки зрения американца, Кремль 2011 года во многом напоминает Белый дом 1968 года с Ричардом Никсоном и его консервативным окружением из ветеранов Второй мировой войны, которых пугали и озадачивали охватившие мир выступления молодежи.
После катастрофического 20 века многие в России по-прежнему с готовностью принимают консервативное предложение, которое сделал стране в 2000 году кандидат в президенты Владимир Путин – мир в сочетании со спокойным и умеренным экономическим ростом.
Сейчас у многих россиян
слово «революция» вызывает в лучшем случае циничную ухмылку, а в худшем враждебность.
Однажды в ходе визита в Кремль я спросил у пресс-секретаря премьер-министра Путина Дмитрия Пескова, почему московская милиция так рьяно разгоняла и арестовывала «нацболов» - национал-большевиков, выходивших на демонстрации с революционными красно-черными флагами, которые зачастую крепились к тяжелым древкам.
«Хм, националисты и большевики, черное и красное... И с теми, и с другими у России связан крайне неприятный опыт», - ответил Песков.