входит в течение - Пост-модернизм
Московский концептуализм, в 1970-х и 80-х годов, пытался подорвать социалистическую идеологию используя стратегии концептуального искусства и методов присвоения. Центральными фигурами были Илья Кабаков, Эрик Булатов, Виктор Пивоваров, дуэт Комар и Меламид.
Московский концептуализм состоял из двух чётко выявленных ветвей: литературоцентричной, что впоследствии назвали «Романтической» и аналитической, также называемой соц-артом. Он являлся советским аналогом поп-арту, рефлексировал на тему переизбытка идеологии в СССР и к концу 1990-х исчерпал себя, так как с изменением политической ситуации содержательная основа этого искусства стала неактуальной.
«Романтическая» ветвь:
Илья Кабаков
Андрей Монастырский и арт-группа Коллективные действия - (тут смотри работу Монастырского в жанре конкретной поэзии
)
Эрик Булатов
Дмитрий Александрович Пригов
Виктор Пивоваров
Павел Пепперштейн
Вадим Захаров
Никита Алексеев
Ирина Нахова
Сергей Ануфриев
«Аналитическая» ветвь:
Арт-группа «Комар/Меламид». Участники: Виталий Комар, Александр Меламид
Арт-группа «Гнездо». Участники: Геннадий Донской, Михаил Рошаль, Виктор Скерсис
арт-группа ТОТАРТ. Участники: Наталья Абалакова, Анатолий Жигалов
Иван Чуйков
Юрий Альберт
Впервые словосочетание "московский романтический концептуализм" появилось в 1979 году на страницах парижского журнала "А-Я" в статье Б. Гройса, которая, собственно говоря, так и называлась: "Московский романтический концептуализм". Московский концептуализм Гройс описывает следующим образом: Романтический, мечтательный и психологизирующий вариант международного концептуального искусства 60 - 70-х годов.
Ничего удивительного, что Андрей Монастырский, один из тех, кто стоял у истоков традиции, называет концептуализм "эстетическим путешествием как бы между небом и землей", пишет о "философской поэтике" концептуализма, разъясняет, что концептуализм акцентирует в этом словосочетании поэтическое, подчеркнуто "несуществующее" - то, что сначала требует ничем не оправданного доверия к себе, а уж потом понимания и заключает определением концептуализма как поэзии философии.
А Лев Рубинштейн характеризует московский (и вообще русский) концептуализм как нечто, по идее, невозможное, однако все же каким-то образом существующее:
В основе западной проблематики - драматическое взаимодействие разных существований вещи (вещи в широком понимании, то есть и предмета, и явления, и идеи, и представления): существования в реальности и существования в номинации, в описании, - в каком-либо условном обозначении. <...> Русский концептуализм сразу обнаружил отсутствие этой реальной вещи как исходной данности. Вернее - проблематичность ее присутствия. Уверенность в реальном существовании чего бы то ни было почти вытеснена в нашем сознании номинативным существованием этих вещей. Присутствие даже самых простых предметов вполне фиктивно: сегодня есть, завтра исчезли, как и не было, оставив на память одни слова. Такие слова-напоминания получают смысл скорее заклинательный: они не столько подтверждают присутствие вещи, сколько заклинают ее не исчезать навсегда. И при сопоставлении разных планов сталкиваются не реальность и язык, а разные языки, один из которых призван замещать реальность. То есть чистого концептуализма на русской почве как бы не может быть. Однако он есть, или есть нечто, имеющее это название.