Оптимизация в действии
Понедельник был любимым днем Лившица. После голодных и одиноких выходных можно было наконец сытно покушать в заводской столовке, поговорить с подчиненными о жизни и просто чувствовать себя кому-нибудь нужным. Кто-то уже успел сварить кофе, и Лившиц, украдкой, чтобы никто не заметил, перелив содержимое кофейника в большой китайский термос, побежал в свою комнатенку. По традиции трудовая неделя начиналась двухчасовым проглядыванием газеты с романтичным названием «Маркетинг молочных продуктов», поиском мин в небезысвестной игре «MineSweeper» и обязательной сортировкой почты. Проглядывать почту Лившиц любил – его льстило сознание того, что кто-то ему пишет. Письма делились на две категории: рекламные, для которых Лившиц притащил со склада большое розовое мусорное ведро, и нейтральные. Нейтральные послания были обычно той же самой рекламной чушью, но их надо было проглядывать с особой тщательностью, так как некоторые из них уже были просмотренны шефом, запечатанны по новой в конверт и носили в себе резолюцию «Для ознакомления».
В дверь простучали, и на пороге появилась Эрика Легер. Двадцать минут ушло на то, чтобы убедить ее в том, что она нисколько не помешала, выслушать рассказ о просмотренных за выходные телесериалах и узнать об очередной тяжбе с бухгалтерией из-за пропавшего кофе. Наконец Эрика, еще раз извинившись, приступила к делу: «Юри, ты помнишь, что обещал заняться оптимизацией моей работы. Герр Бенке опять спрашивал меня о том, как у нас продвигаются дела». Соблазн сослаться на большую загруженность и перенести все на следующую неделю был велик, но увидев, как Эрика смотрит на монитор, который отражал весь объем разминированного с утра поля, Лившиц пробормотал: «Окей, Эрика. После обеда начнем».
Эрика Легер была очень доброй и не очень умной. Недавно, выйдя замуж, она посвящала все свое свободное время желанию забеременеть и бросить работу, ради ведения семейного хозяйства. Лившиц регулярно встречал ее работавшего в соседнем отделе мужа, чье изнеможденное от бессонных ночей лицо с оттеками под глазами внушало сострадание окружавшим его мужчинам и зависть окружавшим Эрику женщинам. Про Эрику можно было бы добавить, что она была нервно больна, но этот факт вряд ли может считаться примечательным, ибо больны были все сотрудники «Мюллера» проработавшие с герром Бенке больше года. Со ростом под два метра запуганность Эрики была особенно заметна, когда она от чего-нибудь шарахалась – тогда ее качало как отлично работающий маятник из стороны в сторону. А шарахаться народу в отделе приходилось постоянно. Лившиц, первое время, любил распахивать двери в офисе, имитируя при этом герра Бенке: народ сразу начинал изображать бурную деятельность, и лишь по бегающим глазам и трясущимся подбородкам можно было догадаться о страхе, который заполнял комнату одновременно с шефом.
Эрика, как и большинство сотрудников фирмы, родилась в соседней деревне и, судя по ее немецкому, она собиралась в этой деревне прожить и умереть. И хотя она из-за всех сил старалась говорить на языке, понятном окружающим, понять ее могли только те коллеги, которые говорили на диалекте, ошибочно принятом когда-то в глубине веков в родной деревне Эрики за чистый немецкий. Если добавить, что остальные сотрудники фирмы говорили на другом диалекте, то можно представить себе отчаяние Лившица, который первые месяца два понимал только цифры и ругательства. Со временем он научился понимать Эрику, благо ее словарный запас ненамного превосходил лексикон Эллочки-людоедки. С тех пор они стали друзьями. Эрика гордилась своим новым начальником – он на нее никогда не кричал, старался все объяснить, а главное, – это она любила рассказывать завистницам из бухгалтерии, – выслушивал все ее ценные замечания.
Эрика появилась с двумя огромными папками и стала объяснять суть всего того, что она делает семь с половиной часов в день вот уже в течении трех лет. Она начала с самого главного – составления Манунгов – письменных предупреждений торговым предприятиям, которые не перечисляли вовремя деньги.
Процесс отдачи денег всегда невыносимо сложен для тех, кому их приходиться отдавать – это Лившиц знал из собственного опыта. Поэтому он почти обрадовался, когда узнал, что огромные торговые сети, также как и он сам, мучительно медлят с переводом материальных средств на счет поставщика. Особенно отличались этим итальянцы. У них, как и у остальных клиентов «Мюллера», было обязательство оплачивать поставки на шестидесятый день после получения товара. И вот на 61-й день где-то в Италии заполнялся чек, который отправлялся по итальянской почте. Итальянская почта могла бы смело выбрать своим символом черепаху. Также, как и это гордое животное, итальянские почтари не торопились, и поэтому, если на 80-ый день после отправки товара чек приходил на «Мюллер», то все были безумно счастливы, а Эрика Легер лично докладывала герру Бенке об уменьшении задолженности. И это все, несмотря на то, что после отправки чека в родную сберегательную кассу, проходило еще две недели, прежде чем итальянский банк перечислял живые деньги.
Задачей Эрики было отслеживание неоплаченных на 80-ый день поставок и отправка соответствующего грозного письма. По местным законам таких писем должно было быть три, то есть по письму в неделю, после чего, если товар не оплачивался, можно было обращаться в суд. До суда дело конечно никогда не доходило, так как поставщики знали и уважали немецкие законы. Поэтому чек всегда приходил максимум через 80 дней плюс три недели, по одной на каждый Манунг. Злобных неплательщиков было немного – пять или шесть. В связи с этим Лившиц несказанно удивился, когда узнал, что у Эрики уходило два дня на отправку предупреждений. «Юри, мне ведь надо каждый раз сочинять по пять писем». Глаза у Лившица округлились: «Эрика, ты, что их каждый раз по новой пишешь?» В это было трудно поверить, но фрау Легер, действительно, два дня в неделю посвящала литературному труду, сочинив за время своей работы на «Мюллере» по меньшей мере тысячу предупреждений. Лившиц не стал говорить Эрике, что она полная дура, и что таких как она надо выставлять в Мюнхенском зоопарке. Отнюдь! Стиль работы Эрики открывал бесконечное поле для оптимизации рабочих процессов.
Следующий час был посвящен объяснениям, как можно использовать стандартные письма, изменяя в них лишь покупателя, дату и номер поставки. Эрика с восторгом смотрела на Лившица: «Юри, ты гений!» Тот скромно потупился: «А теперь, Эрика, надо составить текст стандартного письма. Ты наверняка сможешь это сделать сама.» Эрика энергично сопротивлялась, так как любое проявление инициативы ее пугало. «Ладно, Эрика, я буду диктовать. Пиши!»
«Уважаемые Дамы и Господа! Если Вы не перечислите н-ую сумму денег в течении двух рабочих дней после получения этого письма, то виновные в этом будут растрелянны.» Лившиц расмеялся, а вслед за ним Эрика. «Ну что, Эрика, нравится». «Гениально, Юри, гениально». Было очевидно, что ей тоже понравилась шутка начальника.
В тот день было решено ничего больше не делать, а перенести все на две недели, так как Лившиц уезжал в командировку, а потом наступали праздники. Командировка и праздники, а правильней сказать, неизменное в таких случаях избыточное потребление алкоголя вкупе с недосыпом, нанесли довольно-таки сильный удар по печени Лившица. А посему, появившись опосля на фирме, он изменил привычке, и, сглотнув вместо кофе три стаканчика кефира, погрузился в спячку. Оздоровительный сон был однако вскоре прерван восторженным воплем ворвавшейся в комнату Эрики: «Юри, Юри!!!».
– Эрика, что случилось?, – в голосе Лившица не было раздраженния, лишь усталость. – Ты, наконец, забеременела?
– Оптимизация действует, Юри. На прошлой недели я управилась с предупреждениями всего за два часа. Давай оптимизировать дальше.
– Давай,– согласился Лившиц. – Только на следующей неделе.
– А кто мне сегодня предупреждения подпишет? – по распорядку «Мюллера» такого рода бумаги должны были быть заверены кроме Эрики кем-нибудь из начальства.
– А кто ставил подпись, когда я был в командировке.
– Герр Бенке
– Вот пусть он сегодня сделает тоже самое. Иди к нему, Эрика, а я хочу спать.
Лившиц знал, что это жестоко отправить Эрику к герру Бенке, которого она боялась и старалась по возможности обходить стороной. Но организм требовал сна... В тот момент Лившиц еще не мог предположить, что, отсылая Эрику к боссу, он спасает свою шкуру.
В четверг герр Бенке пригласил Лившица к себе и сообщил, что работой отдела наверху очень довольны и что в следующий понедельник специально соберут совещание по обмену опытом. Поэтому, не мог бы герр Лившиц привести пример оптимизации, которая его, герра Бенке, приводит в восторг, так как результаты работы с фрау Легер налицо. Яволь, герр Бенке, будет сделано.
В понедельник после обеда звонок оторвал Лившица от поиска мин. Звонила фрау Жюбо – красивая француженка из управления.
– Юри, – в трубке был слышен громкий хохот. Казалось смеялся весь отдел сбыта.– Представляешь, ваш шеф вылез на трибуну рассказать об успехах в борьбе с неплатежами, болтает о своем замечательном рационализаторском предложении и кладет на проектор уже отправленное письмо, в котором угрожает перестрелять всех деловых партнеров фирмы. У старого Мюллера похоже вот-вот инфаркт будет. Давно мы так не веселились.
В глазах у Лившица потемнело. Он понял, что если ничего не предпринять, то вместе с хозяином сердечный приступ будет и у него, и у фрау Легер.
– Эрика!!! – крик Лившица был слышен на всем этаже. – Где у тебя письма хранятся? Давай живо!!!
Пятнадцать минут ушло на подправление отправленных писем, роковые расстрельные строки были убраны. Лившиц схватил Эрику за руку и потащил за собой.
– Юри, куда мы идем?
– К врачу!
– К какому врачу? Меня на прошлой неделе обследовали.
– К психиатру идем. Плохо тебя Эрика, обследовали.
Лившиц старался сдерживаться, зная, что если у Эрики начнется нервный тик, то она будет качаться как Пизанская башня на месте, что было крайне нежелательно, так как герр Бенке мог появиться с минуты на минуту.
– Эрика, слушай сюда! Ты ведь ребенка хочешь? Так вот заболей на неделю, занимайся любовью с мужем, с соседом, с кем хочешь – но к телефону не подходи. А то Бенке тебя съест. Поняла!?
Упоминания имени шефа оказалось достаточно для того, чтобы у Эрики отпало последнее желание задавать какие-то вопросы, тем более, что Лившицу она доверяла, и если он сказал не подходить к телефону, то она и не подойдет.
Убедившись, что Эрика покинула на своем «Гольфе» стоянку фирмы, Лившиц отправился назад в отдел. Скорее всего, точно также шли на плаху Стенька Разин и его коллеги, с той лишь разницей, что у них не было такой возможности, как у Лившица, – забежать в цех к земляку Володе-Вальдемару и хлебнуть сто грамм для храбрости. Воспользовавшись этой возможностью три раза подряд он ощутил прилив смелости, и поэтому – раньше сядешь, раньше выйдешь – завалился без стука в кабинет к герру Бенке.
– Привет шефу! Что, плохи дела?
Начальник никогда не был сторонником фамильярности, а такая наглость его просто убила. Но остановить своего заместителя, который уже успел расположиться в кресле было невозможным. Неожиданно для себя, Лившиц ощутил себя Штирлицом, которому надо было срочно объяснить злому гестаповцу, откуда на чемодане радистки Кэт появились его отпечатки. Войдя в роль, он исподлобья посмотрел на Бенке, и нанес решающий удар:
– Говорят, какой-то дегенерат из нашего отдела подписал смертный приговор паневропейской торговой мафии. Это, конечно же, все слухи.
Лившиц предлагал герру Бенке достойный выход. Согласитьтся с тем, что это были беспочвенные росказни было гораздо привлекательней, чем сознаться, что дегенерат и герр Бенке были больше чем просто тезками.
На этом история была замята. Эрика счастливо забеременела, Лившиц на радостях напился с Мишелем, Бенке успокоился, и весь отдел вздохнул на какое-то время свободно...