Год за годом я разбираю свою пирамиду камешков маджонга, пробираясь к тем, что лежат в самом низу. Когда-нибудь я до них доберусь, и когда они, с торжествующим воплем идиота, будут вынуты из кладки, стена рухнет, и я вздохну в последний раз. А до тех пор я снимаю камень за камнем, хоть иногда они вовсе не парные. Вы скажите, что это не по правилам? Я знаю. Но какая, по сути, разница?
Некоторые камни я кладу в карманы, другие откладываю в сторону, какие-то отдаю соседям: им нужнее. Те, что я откладываю, в свою очередь вырастают в пирамиду. Кому придется разобрать ее?
Вспомнилось, как бабушка рассказывала мне о своей маме. Она была швеей, и как-то раз, будучи еще ученицей, испортила дорогущий материал. Какой-то генерал выписал его из Франции, а она пришила к нему свой палец и, конечно залила все кровью. Как ни старались очистить - ничего не получалось. И тогда отдавать испорченную вещь послали прабабку: сама испортила, сама и отвечай. И что делать - пошла. Ревела в три ручья от обиды и боли, уже думала, куда идти, коль из ученичества выгонят: кушать хочется, в деревню возвращаться - позор. Пришла под дверь, позвонила в колокольчик, стоит – ни жива, ни мертва; Судьбу ждет. Открыли ей, позвали Генерала – упала в ноги: батюшка, прости, недосмотрела! Да только Генерал, паче чаяний, не только принял испорченную вещь, а еще и дал серебряный рубль: пожалел, сказала швея-хозяйка.
Эта история стала семейным преданием, передающимся из поколения в поколение. Я больше почти ничего не знаю ни о прабабке, ни, конечно, о Генерале. Их тела давно истлели, вещь, из-за которой эта история родилась, была выброшена еще раньше; кровь, которая была на вещи, скорее всего, высохла и разложилась, рубль был потрачен, серебро было расплавлено. Но вот такими маленькими штришками эта история дошла до меня, преодолев не одно поколение, рассказала о том маленьком шаге, который в какой-то мере стал и моей судьбой.
Может быть, мне стоит разбить голову о монитор, влить свое "знаю" в жесткие диски и на бумагу, чтобы когда-нибудь кто-то из моих потомков рассказал об этом...
А пока – хочется.
Очень хочется успеть увидеть того и этого. Посидеть, посмотреть в улыбающиеся лица, послушать рассказ об отпуске и воспоминания детства, заправляя их пивом или коньяком. Последить за прокуренными пальцами, сминающими гильзы папирос в гармошку, подливать из бутылки и перебирать струны в такт неспешному разговору, заставляя гитару смеяться вместе со всеми и плакать - когда ей этого захочется.
Хочется увидеть и эту, и ту. Томно пить кофе, заливая ночной недосып, смотреть в улыбающиеся тонкими, тщательно скрываемыми морщинками, глаза. Следить за губами, вытягивающимися навстречу ложке с чизкейком; смотреть, как они нежно снимают сладкий кусочек с металла, так, чтобы не стереть яркую помаду. Хочется видеть, как меня оценивают, кладут на полочку с надписью "пойдет". Хочется, поцеловав в щечку, тихо сказать "Пока", заглянуть в глаза и увидеть там "Прощай", содрогнуться, от того, что этот приговор обжалованию не подлежит. Почувствовать мгновенную, мимолетную жалость к себе, короткий ужас, словно от падения во сне. Хочется смочь после этого пойти дальше улыбаясь, вкладывая в уши ракушки-наушники.
Хочется не примерять на себя коряво нацарапанную детскими руками надпись "Лох - это судьба", случайно прочитанную на обшарпанной стене дома. Хочется написать все то, что все равно не смогу рассказать: не хватит слов, чтобы выразить ощущения. Хочется разочароваться в пере, бросить писать и через день опять сидеть перед монитором, плюясь в него словами, что нашептывает в уши из-за спины сморщенная старуха-муза.
Как много еще хочется успеть - и как бездарно быстро проходит время.
Хочется...

зарисовки рассказы

#1