Марк Твен
Разговор с интервьюером (отрывок)
– Вы разрешите задать
вам несколько вопросов для уяснения наиболее важных пунктов вашей общественной
деятельности и личной жизни?
– О пожалуйста, пожалуйста. Память у
меня очень неважная, но, я надеюсь, вы меня извините...
–
Благодарю вас. Вы готовы? Можно начать?
– Да, я готов.
– Сколько вам лет?
– В июне будет девятнадцать.
–
Вот как? Я бы дал вам лет тридцать пять, тридцать
шесть... Когда вы начали писать?
– В тысяча восемьсот тридцать
шестом году.
– Как же это может быть, когда вам
сейчас только девятнадцать лет?
– Не знаю. Действительно, что-то странно.
– Да, в самом деле. Кого вы считаете самым замечательным
человеком из тех, с кем вы встречались?
– Аарона Барра.
– Но вы не могли с ним встречаться, раз вам
только девятнадцать лет.
– Ну, если вы знаете обо мне
больше, чем я сам, так зачем же вы меня спрашиваете?
– Я только высказал предположение, и больше ничего. Как это
вышло, что вы познакомились с Барром?
– Это вышло случайно,
на его похоронах: он попросил меня поменьше шуметь и...
–
Силы небесные! Ведь если вы были на его похоронах, значит
он умер, а если он умер, не все ли ему
было равно, шумите вы или нет.
– Не знаю. Он
всегда был на этот счет очень привередлив.
– Все-таки я
не совсем понимаю. Вы говорите, что он разговаривал с вами
и что он умер?
– Ну, одни говорили, что умер,
а другие, что нет.
– А вы сами как думаете?
– Мне какое дело? Хоронили-то ведь не меня.
– Позвольте
спросить вас о другом. Когда вы родились?
– В понедельник,
тридцать первого октября тысяча шестьсот девяносто третьего года.
– Как!
Что такое! Вам тогда должно быть сто восемьдесят лет? Как
вы это объясняете?
– Никак не объясняю.
– Но вы
же сказали сначала, что вам девятнадцать лет, а теперь оказывается,
что вам сто восемьдесят. Чудовищное противоречие!
– Ах, вы это
заметили? (Рукопожатие.) Мне тоже часто казалось, что тут есть противоречие,
но я как-то не мог решить, есть оно или мне
только так кажется. Как вы быстро все подмечаете!
– Благодарю
за комплимент. Есть у вас братья и сестры?
– Э-э...
я думаю, что да... впрочем, не могу припомнить.
– Первый
раз слышу такое странное заявление!
– Неужели?
– Послушайте! Чей
это портрет на стене? Это не ваш брат?
– Ах,
да, да, да! Теперь вы мне напомнили: это мой брат.
Это Уильям, мы его звали Билл. Бедняга Билл.
– Как?
Значит, он умер?
– Да, пожалуй, что умер. Трудно сказать
наверняка. В этом было много неясного.
– Грустно слышать. Он,
по-видимому, пропал без вести?
– Д-да, вообще говоря, в известном
смысле это так. Мы похоронили его.
– Похоронили его! Похоронили,
не зная, жив он или умер?
– Нет, нет! Мы
только думали, что он умер...
– Ах, понимаю! Он опять
ожил?
– Как бы не так!
– Ну, я никогда
ничего подобного не слыхивал!..
– Видите ли, мы были
близнецы – мы с покойником, – нас перепутали в ванночке,
когда нам было всего две недели от роду, и один
из нас утонул. Но мы не знали, который. Одни думают,
что Билл. А другие – что я.
– Просто неслыханно!
А вы сами как думаете?
– Одному богу известно! Я
бы всё на свете отдал, лишь бы знать наверное. Эта
зловещая, ужасная загадка омрачила мою жизнь. Но я вам раскрою
тайну, о которой никому на свете до сих пор не
говорил ни слова. У одного из нас была особая примета
– большая родинка на левой руке; это был я. Так
вот этот ребенок и утонул...
– Ну, я думаю, материала
у меня набралось довольно, очень признателен вам за любезность...
Молодой
человек почтительно и поспешно откланялся.
Он был очень приятным
собеседником, и я пожалел, что он уходит так быстро.
Марк Твен