Трескостня первого российского канала, дешевая реклама "Большое искусство - великой победе!" вызывает у любого вменяемого человека чувство отторжения и раздражения. Квартиры оставшимся ветеранам войны выделят, ну так что -- не жалко, сколько им там этой жизни осталось. А то, что они все 65 лет после войны в недостойных бытовых условиях жили, никто не упоминает.
Поэтому глотком родниковой воды, не загаженной отбросами пропаганды, кажутся воспоминания фронтовиков и очевидцев. Не о победе, а о буднях. Не отрываясь, посмотрела рассказы о партизанах, воевавших на севере России, о фронтовых разведчиках. Не могу забыть слова одного разведчика о жизни, смерти и искусстве выживания ("Слушай старлей, -- это необстрелянному выпускнику школы разведки, -- мы жить хотим, вернемся, ты доложишь, что задание выполнено, а нами сейчас сержант покомандует, лады?), о том что им пришлось пережить, убивать людей (немец ведь тоже человек) холодным оружием ("Вы думаете, что стоит за словами: бесшумно снять часового? Любой фильм ужасов покажется вам доброй мелодрамой по сравнению с тем, что нам пришлось увидеть".). Черно-белые фотографии, хорошие молодые лица. Заметила обилие еврейских, грузинских и дагестанских фамилий. И пусть антисемиты и патриоты рассказывают, что факты подтасованы засевшими на телевидении евреями, массонами и иноверцами. Хрен вам! Потому что есть память и есть свидетельства.
Брат моего деда, прошедший понтонером всю войну -- сперва на восток, а потом на запад до Берлина, -- немногословный и очень тихий человек, рассказывал, что из личного состава понтонной роты, состоявшей из 96 человек, после бомбежек оставалось 20. Представляете, сколько раз ему везло? Потом их вывозили на месяц в тыл, восстанавливаться и доукомплетовываться. Улыбался: "Хорошо было пьющим, спирта выдавали на все 96 человек."
Жаль, что он не пил. Может, дольше бы прожил. Умер он в 61-ом в 46 лет от инфаркта.
Вот такая победа...