Вход на сайт
Количество просмотров сообщения: 0
Перейти к просмотру всей ветки
mokmor прохожий
Пригов Дмитрий Александрович
МОИ НЕЗЕМНЫЕ СТРАДАНИЯ
Предуведомление
Данный сборник является как бы парным, вернее, дополнительным к предыдущему моему сборнику "Каталог мерзостей". Объекты и субъекты дискурса насилия, а также додискурсивных условий и оснований самой практики террора в сборниках поменялись местами, а конкретный автор из властного обернулся страдающим. В то же время, конечно, в сборниках пользуются различные жанровые и стилевые практики, что в пределах доминирования стратегии и операционального уровня исполняет чисто фактурную функцию.
---
Вынь же, вынь же ножик поскорей
Но только мягко и медлительно
Чтобы словно стая лебедей
Над чашей Граля искупительной
Не взмыла как Ноиликуя
Но тихо, важно и ликуя
Слилась
кровь моя
---
Оставь, оставь хоть левый глаз
Хотя бы в память о родителе
Ведь мы дружили! Вместе видели
Как я неприхотливо рос
Как рос и чистый и послушный
Оставь хоть глаз один! Ведь уши
Уже срезал!
Глаз хоть оставь
---
Не убивай меня, прошу
Я столько сделаю хорошего
Я снегом все запорошу
И поверх снегом запорошенного
Пространства
Я пальцем напишу: Люблю!
Не убивай! Твое "убью"
Тоже, тоже будет в этом целиком
---
Не мучай меня словно тать на дороге
Ты взял мои руки, возьми мои ноги
И иди с Богом
Я буду под небом лежать и молиться
Ну, кто мне помехой? - Ну, разве что птица
Глазки поклюет
Да и оставит
---
Прости меня, я умираю
Врачи мне вырезали печень
И съели
И следом мозг - чтоб мыслить нечем
Было
Тоже съели
Мне это показалось раем
Поначалу
Все перестало вдруг вертеться
Повисло тихое! Но сердце
Сердце! сердце! сердце!
Бедное!
Все страдает
---
Я плачу: хоть немножко нежности!
Вот ты зубами, словно Орень
Моей коснулася промежности
И вырвала ее под корень
Самый
Мой Бог! - я обращаюсь к Нортону
Милрою - как мне дальше мертвому
Жить-то
Нортон Молрой –
Это человек есть такой
---
Какая-то тихость и слабость такая
Не бейте! Не бейте меня по глазам
Вот черное все из меня вытекает
Нечто
Я - ведьма! я - ведьма! я знаю и сам
Я черная и ядовитая ртуть
Но дайте хотя б напоследок взглянуть
На мир этот солнечный
---
Отойдите
Уберите ваши ножи, пыжи, оружие и члены
Имейте уважение к смерти
Вам тоже предстоит вскорости подобная процедура
И я, может быть, забыв все обиды и унижения
Приду и утешу вас, сниму остроту ужаса момента
И препровожу вас укромными тропинками к месту
Может быть
---
Откуда эта лужа подо мной
Такая липкая и пахнет чем - Бог весть!
Ах да, ведь эта лужа я и есть
Я умер! умер! меня, ангел мой,
Нет! -
Ты умер! умер! ну а что же мне? -
Вот выпьешь лужу и тогда вполне
Сполна
Все поймешь
---
Меня пытают колесом
Я сплю и сплю я мертвым сном
К счастью
С вершины, словно Няо Ни
Я вижу как меня они
Расчленяют
И все бы ничего отчасти
Но чувствую, что нету счастья
И уже, видно
1993 г.
Старинная повесть весеннего дня,
Из пропасти встали растенья и жилы -
И малого имени не отнять! -
Как с давешней жизни в слезах уложили.
Все та же поспешность ресниц у лица,
И бабочек выпорх и прах торопливый,
И хлопоты птичьи, и с крыльев пыльца
Под пальцами, с тополя - пух тополиный.
И это немыслимое житие
Проходит и дышит над горсткою соли,
Но вот подплывает и сердце мое,
Едва различимое даже для боли.
1963 г.
Та исполинская зима,
Что представлялась, на квадриге,
Так тихо сбоку подползла -
И это было, как погибель.
С детьми и скарбом на руках
Я был... и, сжавшись, словно сердце,
Забилось время у виска,
И это было страстотерпство.
И чуждой тяжестью легло
Стихотворение на плечи,
И не расколыхать его
Ни словом, ни теплом, ни свечкой.
1964г.
Тот вечер, сединой прошитый,
Был, может, мне из всех знакомей,
Мне показалось по ошибке,
Что кто-то постучал в окно мне.
Я выскочил неосторожно,
Отпрянув перед ликом снега.
Снег был в потьмах белей, чем должно,
Где снег темнел, там было небо.
И было так просторно в мире,
Углы предметов кто-то выпил.
Минутой сердце защемило,
И вскрикнуло последней выпью
То сердце, пролетая выше!
Я знал, никто койма не снимет,
Мне постучали, чтоб я вышел
Лицом к лицу проститься с ними.
И я прощался, рядом стоя
С непобедимою природой,
И тьма, собравшись за спиною,
Качала лошадиной мордой.
1964 г.
Тяжелый глянец отсыревших дней,
Где вровень с птицей, спящей над трубой,
И крышею свинцовой, лицедей -
Мотает клен опухшей головой.
За ними безвозвратные кусты,
По горло замурованные в страсть,
Стоят, как бессловесные пласты,
И все не могут заживо упасть.
Вот, живописец, дело для тебя!
Так прорубай свой онемелый холст,
Пока навстречу выстрел сентября
Сердечную не переломит кость!
1966г.
"Образ Рейгана в советской литературе" (1983)
Не хочет Рейган нас кормить
Ну что же - сам и просчитается
Ведь это там у них считается
Что надо кушать, чтобы жить
А нам не нужен хлеб его
Мы будем жить своей идеею
Он вдруг спохватится: А где они
А мы уж в сердце у него!
Открытое письмо (к моим современникам, соратникам, и ко всем моим), написанное с 1975 по 1989 гг.
Друзья мои, как мы неуловимо ускользаем друг от друга по натянутым в неведомых нам направлениях нитям живого времени - и это неизбежно, и это печально, и это прекрасно, так было всегда, так будет, так надо. Давайте же любить друг друга, станем же диамантами сердца друг друга, но не только сердца плоти, а сердца души, сердца духа, сердца созидания и творений духа! Давайте же писать друг про друга, сделаемся же героями произведений друг друга.
Куриный суп, бывает, варишь
А в супе курица лежит
И сердце у тебя дрожит
И ты ей говоришь: Товарищь! --
Тамбовский волк тебе товарищ! -
И губы у нее дрожат
Мне имя есть Анавелах
И жаркий аравийский прах --
Мне товарищ
---
Я на большой горе стояла
И сердце мне орел клевал
И медленно околевал
И кудри я его ласкала
И свое сердце проклинала:
И, мое каменное сердце!
Ты разве пища для младенцев
Небесных
О-о-о!
---
Вот полюбовница ему
Воткнула в сердце ножик острый
И он упал отдельным монстром
Не обращаясь ни к кому
Не очень даже и страдая
Лишь где-то в дальнем уголке
С-под ногтя правой ли руки
Блестели глазки Бао Дая
Хитрющие
БАНАЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ НА ТЕМУ ТВЕРДЫХ ОСНОВАНИЙ ЖИЗНИ
Я трогал листы эвкалипта
И знамени трогал подол
И трогал, в другом уже смысле
Порою сердца и умы
Но жизни, увы, не построишь
На троганье разных вещей
Ведь принцип один здесь: потрогал -
А после на место положь
---
Закон ученый открывает
Другой приходит -- отменяет
А тот хватает пистолет
И гада в сердце убивает
Поскольку вот -- закона нет
Кроме страсти человечьей
И милосердия
---
Хочу кому-нибудь присниться
В мундире, в сапогах и в кобуре
Посланцем незапамятной милицьи
И представителем ее серьезных дел
Чтобы младенец, например
С забытой подмосковной дачи
Позвал меня от боли плача:
"О, дядя-Милиционер!"
И я приду тогда к младенцу
Чувствителен но непреклонн:
Терпи, дитя, блюдя закон
Прими его как камень в сердце
Я глянул в зеркало с утра
И судрога пронзила сердце:
Ужели эта красота
Весь мир спасет меня посредством
И страшно стало
---
Стоит мужичок под окошком
И прямо мне в очи глядит
Такой незаметный на вид
И так подлетает немножко
И сердце внутри пропадает
И холод вскипает в крови
А он тихонечко так запевает:
Ой, вы мене, вы текел мои
Фарес!
ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Посмотрел Пушкин на него даже с некоторой жалостью, взял свой револьвер, отошел и стал заряжать. И в то время, как он заряжал, стоя спиной к своим врагам, чтобы не смущать их, раздался выстрел, и пуля вошла прямо в сердце великого поэта.
Упал он, а племянник Геккерена, петляя, как заяц, начал убегать, а с ним и его приспешники. "Стой! -- закричал Пушкин. -- Стой!" Но те только пуще бросились бежать. Тогда прицелился Пушкин из последних сил и выстрелил.
Пробила пушкинская пуля стальной панцирь племянника Геккерена и уложила его на месте. Оставшимися пулями уложил умирающий поэт и пособников французского агента.
<…>
Сел агент против Ленина в огромном кресле, а сам руку с ножом в кармане сжимает. Ленин спрашивает его с озабоченностью: "Как дела у красного пролетариата Китая?" Выхватил тут агент нож и прямо в ленинское сердце вонзил.
ПОВЕСТЬ О ТРИЖДЫ ГЕРОЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА АЛЕКСЕЕВЕ
Поднял он газету и видит статью Ленина о голоде в Сибири. Прочитал жених внимательно жгучие строки, и перевернулось в нем сердце. "Всю жизнь неправильно вел", -- прошептал он и, не заходя в брачную комнату, незаметно покинул дом.
<…>
Однажды шла битва за немецкий город Карлмарксштадт. Кругом взрывы, бомбы, и заметил Алексеев немецкую девочку в белом платьице на пыльной мостовой. И тогда пополз Алексеев и, заслоня сердцем, вынес ее из огня. С тяжелым ранением привезли его в госпиталь. Положили на операционный стол, и жена взяла хирургический нож.
Алексеев сам просил делать операцию без наркоза. Только срывалось с побледневших губ: "Врешь, не возьмешь"
http://prigov.ru/