Аркадий Аверченко
Русский
в Европах (коротко)
В курзале одного заграничного курорта
собралась за послеобеденным кофе самая разношерстная компания...
Разговор шел благодушный,
послеобеденный.
- Вы, кажется, англичанин? - спросил француз высокого бритого
господина. - Обожаю я вашу нацию: самый дельный вы, умный
народ.
- После вас, - с любезностью поклонился англичанин...
-
Вы, японцы, - говорил немец, - изумляли и продолжаете изумлять
нас, европейцев. Благодаря вам слово «Азия» перестало быть символом дикости,
некультурности.
- Недаром нас называют «немцами Дальнего Востока», - скромно
улыбнувшись, ответил японец...
В другом углу грек тужился, тужился и
наконец сказал:
- Замечательный вы народ, венгерцы!
- Чем? -
искренно удивился венгерец.
- Ну, как же… Венгерку хорошо танцуете.
- И вы, греки, хорошие.
- Да что вы
говорите?! Чем?
- Ну... вообще. Приятный такой народ. Классический. Маслины
вот тоже. Периклы всякие.
А сбоку у стола сидел один
молчаливый человек и, опустив буйную голову на ладони, сосредоточенно печально
молчал.
Любезный француз давно уже поглядывал на него. Наконец, не
выдержал, дотронулся до его широкого плеча:
- Вы, вероятно, мсье,
турок? По-моему - одна из лучших наций в мире!
-
Нет, не турок.
- А кто же, осмелюсь спросить?
-
Русский я!..
- Русский? Да что вы говорите?.. Альфред, Мадлена!
Вы хотели видеть настоящего русского - смотрите скорее!
-
Где, где?..
- Немца бы от него подальше убрать. А
то немцы больно уж ему насолили... как бы он его
не тово!..
- Очень вас большевики мучили? - спросил добрый
японец...
- А что такое взятка? Напиток такой или танец?
- А правда ли, что если русскому рабочему запеть «Интернационал»,
он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в
крахмальной рубашке и очках?
- А правда, что некоторые русские
покупали фунт сахару за пятьдесят рублей, а продавали за тысячу?
- Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади
памятник?..
- Горит!! - крикнул вдруг русский, шваркнув полупудовым кулаком
по столу.
- Что горит? Где? Боже мой...
- Душа
у меня горит! Эй, кельнер, камерьере, шестерка - как тебя
там?! Волоки вина побольше! Всех угощаю! Поймёте ли вы тоску
души моей?! Сумеете ли заглянуть в бездну души славянской... Эх-ма!..
Сгущались темно-синие сумерки.
Русский, страшный, растрепанный, держа в одной руке
бутылку, а кулаком другой руки грозя заграничному небу, говорил:
-
Сочувствуете, говорите? А мне чихать на ваше заграничное сочувствие!! Вы
думаете, вы мне все - мало моей жизни отняли? Ты,
немецкая морда... Разве я могу забыть? А тебе разве забуду,
как ты своих носатых китайских чертей прислал - нашу дор...
доррогую Россию губить? А венгерец... тоже и ты хорош... Ох,
горько мне с вами, ох, тошнехонько... Пить со мной вы
можете сколько угодно, но понять мою душеньку?! Горит внутри, братцы!
Закопал я свою молодость, свою радость в землю сырую... «Умру-у,
похоронят, как не-е жил на свете!»...
И долго еще в
опустевшем курзале, когда все постепенно, на цыпочках, разошлись, - долго
еще разносились стоны и рыдания полупьяного одинокого человека... И долго
лежал он так, неразгаданная мятущаяся душа, лежал, положив голову на
ослабевшие руки, пока не подошел метрдотель...
Аверченко