Вход на сайт
1515 просмотров
назад
04.05.13 01:03 Ибатулины такие Ибатулины
04.05.13 01:07 
Re: Ибатулины такие Ибатулины
Re: Ибатулины такие Ибатулины
в ответ ТаранТина 04.05.13 01:03
Коллега навеяла, или белоленточников просим обращаться этажом ниже
Фигурант «Болотного дела» Сергей Кривов, находящийся в СИЗО «Матросская тишина», держит голодовку уже сорок дней. В медсанчасти считают, что его здоровью ничто не угрожает:
«Ничего страшного. При росте 1 метр 73 сантиметра у него был избыточный вес — 80 килограммов, а теперь вес у него нормальный. Мы проводим с ним профилактические беседы, уговариваем его бросить голодовку. Специально ставим ему еду, чтобы он нюхал. Мы — за Родину, за государство. А он, оказывается, против».
После этих слов начальника медсанчасти следственного изолятора Александру Ибатуллину!!! (поручик Ржевский, молчать!) можно смело лишать лечебного диплома. Если он у нее, конечно, есть. Причем лишать диплома ее можно дважды — за одну фразу.
Первый раз за отсутствие элементарных медицинских знаний. Дело в том, что при голодании разной длительности, а сорок дней — это максимальный срок, самое важное и самое сложное — выход из этого состояния. Я не буду здесь вдаваться в подробности этого процесса. Скажу лишь, что начинается все с соков и протертой щадящей диетической пищи, которой вряд ли могут обеспечить человека в СИЗО «Матросская тишина». Нарушивший режим выхода из голодания рискует целым рядом осложнений. Вплоть до осложнений, несовместимых с жизнью. Более того, во время голодания врачи обязаны взять под наблюдение голодающего. Измерять ему дважды в день артериальное давление, пульс, проводить внешний осмотр, делать анализ мочи, крови и так далее.
Я знаю все это не только как человек с медицинским образованием. Мой отец дважды лечился у профессора Ю. Ф. Николаева, проходя курс лечебного голодания как раз по сорок дней. Повторяю: это максимально допустимый срок. Лечил облитерирующий эндартериит. Профессор Ю. Ф. Николаев был основоположником этого вида лечения. Восстановление отца происходило на моих глазах. Кстати, один из пациентов, не выдержавший и нарушавший режим выхода (он съел несколько пирожков), попал на хирургический стол, и спасти его не удалось.
Несколько лет назад неделю голодал я: решил проверить, что это такое, на себе. Восстанавливался я четырнадцать дней.
Поэтому если со здоровьем находящегося в СИЗО Кривова что-то произойдет, это будет на совести начальника медсанчасти Ибатуллиной.
А второй раз Ибатуллину можно лишить диплома за незнание основ врачебной этики и незнание основ деонтологии (deon — долг, logos — наука). Предполагаю, что Ибатуллиной эти понятия не знакомы. Хотя, если она училась в медицинском институте, курс деонтологии там должны были преподавать. Если мне не изменяет память, в рамках истории медицины. Так вот, врач должен лечить пациента, его болезнь, его состояние или оказывать ему медицинскую помощь, невзирая на его (пациента) политические взгляды. И не вдаваясь в их анализ.
Совершенно неважно, Ибатуллина со своей медсанчастью «Матросская тишина», которой она руководит, (мы) за Родину и государство или нет? Ее политические пристрастия мало кого интересуют. И политические пристрастия находящихся в медсанчасти, как и их моральный облик, не должны интересовать персонал. И тем более влиять на оказываемую ими помощь.
А то получается, что, если врач симпатизирует «Единой России» и Путину, то их сторонникам он будет помогать, а тем, кто придерживается другой точки зрения, — не будет.
Тогда на кабинете врача должно быть написано следующее: профиль (лор, гинеколог, уролог, проктолог, психотерапевт, невролог, стоматолог и так далее), а внизу: «Обслуживаю только сторонников "Единой России". Белоленточников просим обращаться этажом ниже».
Ну, или наоборот.
Возможные варианты диалога. Проктолог, стоматолог, уролог, гинеколог:
«Вы за Родину и государство или против? (по А. Ибатуллиной).
Ответ: «Я за!»
«Прошу вас в кресло (в смотровую)».
Или другой вариант:
«Я против!»
«Тогда приходите в другую смену!»
О врачебной этике можно много говорить, а с другой стороны, она органично вытекает из общей культуры, интеллекта и воспитания человека, поэтому я, чтобы не утомлять читателя, приведу два случая из своей врачебной жизни.
Мне, молодому начинающему врачу-психиатру больницы имени П. П. Кащенко, дали вести Леонида Губанова. Говорю об этом открыто потому, что это давно многим известно. О том, что Леонид Губанов замечательный поэт и один из основателей аббревиатуры СМОГа, то есть Союза молодых гениев, я узнал позже. В первой беседе я, разговаривая с ним, обращался на ты. Я же врач в белом халате, в галстуке, а передо мной пациент в пижаме и с фингалом под глазом. Леня внимательно слушал вопросы, отвечал на них. А потом вдруг перешел со мной на ты. Я вначале решил, что такое его поведение — часть симптоматики. И было хотел записать это в историю болезни. Но что-то не совпадало. Что-то не склеивалось. Понял я все, к счастью, довольно быстро. И мне стало ужасно стыдно. С Губановым мы потом подружились и остались на ты. Но больше ни с кем и никогда из пациентов на ты я не переходил.
Второй случай касается не меня. Мне его рассказал очевидец. Клиника женской урологии, обход энергичного молодого профессора. Он подходит со свитой и со студентами к постели больной. Перед ним глубокая старуха. Профессор: «Ну что, бабка, ссымся?» Бабка: «Простите, а с кем имею честь? Разрешите представиться: член-корреспондент академии наук, профессор филологии. Ну, допустим, Глаголева-Деепричастная». Покрасневший профессор молнией вылетел из палаты, закрылся в своем кабинете и целый день из него не выходил.
Впрочем, рассуждать на тему врачебной этики в стране, где принимают законы, подобные «закону Димы Яковлева», и пытаются отобрать больницу №31 в Санкт-Петербурге, где лечат детей с онкологическими заболеваниями, мне кажется не вполне корректно.
И все-таки я до сих пор встречаю врачей, которые вопреки всем чудовищным инструкциям, честно выполняют свою работу и не теряют человеческого лица. А это и есть врачебная этика.
Оставаться человеком, а не Ибатуллиной.
Андрей Бильжо.Блог.
http://www.snob.ru/profile/5135/blog/56820
Фигурант «Болотного дела» Сергей Кривов, находящийся в СИЗО «Матросская тишина», держит голодовку уже сорок дней. В медсанчасти считают, что его здоровью ничто не угрожает:
«Ничего страшного. При росте 1 метр 73 сантиметра у него был избыточный вес — 80 килограммов, а теперь вес у него нормальный. Мы проводим с ним профилактические беседы, уговариваем его бросить голодовку. Специально ставим ему еду, чтобы он нюхал. Мы — за Родину, за государство. А он, оказывается, против».
После этих слов начальника медсанчасти следственного изолятора Александру Ибатуллину!!! (поручик Ржевский, молчать!) можно смело лишать лечебного диплома. Если он у нее, конечно, есть. Причем лишать диплома ее можно дважды — за одну фразу.
Первый раз за отсутствие элементарных медицинских знаний. Дело в том, что при голодании разной длительности, а сорок дней — это максимальный срок, самое важное и самое сложное — выход из этого состояния. Я не буду здесь вдаваться в подробности этого процесса. Скажу лишь, что начинается все с соков и протертой щадящей диетической пищи, которой вряд ли могут обеспечить человека в СИЗО «Матросская тишина». Нарушивший режим выхода из голодания рискует целым рядом осложнений. Вплоть до осложнений, несовместимых с жизнью. Более того, во время голодания врачи обязаны взять под наблюдение голодающего. Измерять ему дважды в день артериальное давление, пульс, проводить внешний осмотр, делать анализ мочи, крови и так далее.
Я знаю все это не только как человек с медицинским образованием. Мой отец дважды лечился у профессора Ю. Ф. Николаева, проходя курс лечебного голодания как раз по сорок дней. Повторяю: это максимально допустимый срок. Лечил облитерирующий эндартериит. Профессор Ю. Ф. Николаев был основоположником этого вида лечения. Восстановление отца происходило на моих глазах. Кстати, один из пациентов, не выдержавший и нарушавший режим выхода (он съел несколько пирожков), попал на хирургический стол, и спасти его не удалось.
Несколько лет назад неделю голодал я: решил проверить, что это такое, на себе. Восстанавливался я четырнадцать дней.
Поэтому если со здоровьем находящегося в СИЗО Кривова что-то произойдет, это будет на совести начальника медсанчасти Ибатуллиной.
А второй раз Ибатуллину можно лишить диплома за незнание основ врачебной этики и незнание основ деонтологии (deon — долг, logos — наука). Предполагаю, что Ибатуллиной эти понятия не знакомы. Хотя, если она училась в медицинском институте, курс деонтологии там должны были преподавать. Если мне не изменяет память, в рамках истории медицины. Так вот, врач должен лечить пациента, его болезнь, его состояние или оказывать ему медицинскую помощь, невзирая на его (пациента) политические взгляды. И не вдаваясь в их анализ.
Совершенно неважно, Ибатуллина со своей медсанчастью «Матросская тишина», которой она руководит, (мы) за Родину и государство или нет? Ее политические пристрастия мало кого интересуют. И политические пристрастия находящихся в медсанчасти, как и их моральный облик, не должны интересовать персонал. И тем более влиять на оказываемую ими помощь.
А то получается, что, если врач симпатизирует «Единой России» и Путину, то их сторонникам он будет помогать, а тем, кто придерживается другой точки зрения, — не будет.
Тогда на кабинете врача должно быть написано следующее: профиль (лор, гинеколог, уролог, проктолог, психотерапевт, невролог, стоматолог и так далее), а внизу: «Обслуживаю только сторонников "Единой России". Белоленточников просим обращаться этажом ниже».
Ну, или наоборот.
Возможные варианты диалога. Проктолог, стоматолог, уролог, гинеколог:
«Вы за Родину и государство или против? (по А. Ибатуллиной).
Ответ: «Я за!»
«Прошу вас в кресло (в смотровую)».
Или другой вариант:
«Я против!»
«Тогда приходите в другую смену!»
О врачебной этике можно много говорить, а с другой стороны, она органично вытекает из общей культуры, интеллекта и воспитания человека, поэтому я, чтобы не утомлять читателя, приведу два случая из своей врачебной жизни.
Мне, молодому начинающему врачу-психиатру больницы имени П. П. Кащенко, дали вести Леонида Губанова. Говорю об этом открыто потому, что это давно многим известно. О том, что Леонид Губанов замечательный поэт и один из основателей аббревиатуры СМОГа, то есть Союза молодых гениев, я узнал позже. В первой беседе я, разговаривая с ним, обращался на ты. Я же врач в белом халате, в галстуке, а передо мной пациент в пижаме и с фингалом под глазом. Леня внимательно слушал вопросы, отвечал на них. А потом вдруг перешел со мной на ты. Я вначале решил, что такое его поведение — часть симптоматики. И было хотел записать это в историю болезни. Но что-то не совпадало. Что-то не склеивалось. Понял я все, к счастью, довольно быстро. И мне стало ужасно стыдно. С Губановым мы потом подружились и остались на ты. Но больше ни с кем и никогда из пациентов на ты я не переходил.
Второй случай касается не меня. Мне его рассказал очевидец. Клиника женской урологии, обход энергичного молодого профессора. Он подходит со свитой и со студентами к постели больной. Перед ним глубокая старуха. Профессор: «Ну что, бабка, ссымся?» Бабка: «Простите, а с кем имею честь? Разрешите представиться: член-корреспондент академии наук, профессор филологии. Ну, допустим, Глаголева-Деепричастная». Покрасневший профессор молнией вылетел из палаты, закрылся в своем кабинете и целый день из него не выходил.
Впрочем, рассуждать на тему врачебной этики в стране, где принимают законы, подобные «закону Димы Яковлева», и пытаются отобрать больницу №31 в Санкт-Петербурге, где лечат детей с онкологическими заболеваниями, мне кажется не вполне корректно.
И все-таки я до сих пор встречаю врачей, которые вопреки всем чудовищным инструкциям, честно выполняют свою работу и не теряют человеческого лица. А это и есть врачебная этика.
Оставаться человеком, а не Ибатуллиной.
Андрей Бильжо.Блог.
http://www.snob.ru/profile/5135/blog/56820
