При моем наплевательском отношении ко всяким вроде бы серьезным вещам не было ничего удивительного в том, что сначала я еле-еле втиснулся на вечернее отделение журфака Мгу. В связи с этим мне срочно пришлось устраиваться на работу, причем работа должна была иметь отношение к журналистике. И – как для меня специально – у входа на факультет появилось объявление – требуется курьер в газету «Правда». Ничего так – начало? В главную газету страны! В шесть секунд я оформился и приступил к своим обязанностям. (Последнюю, самую главную подпись ставил мне заместитель главного редактора… ну, назову его… Лукавец. А то ведь заметут! Как пить дать – застукают…) Единственная женщина на всю редакцию, похожая на женщину (по моим тогдашним восемнадцатилетним понятиям) была секретаршей у этого самого Лукавца. Звали ее Валей. Ноги у нее малость подкачали, но зато все остальное… Губы без всякой помады были до того аппетитными, что я старался вообще на них не смотреть. Черно – блестящие волосы с крупными кудрями были собраны в конский хвост. Длинные ярко – красные ногти на красивых пальцах. Нда… Сколько бы я ни ездил на хромой козе вокруг да около – а главную достопримечательность никак нельзя не упомянуть. Ах, какая грудь у нее была! Обтянутая зеленой шелковой кофточкой, да в сочетании с балеринской талией…Вах-вах-вах… Айвазовский! (Забегая вперед, могу сказать, что почти не было разницы – в бюстгальтере Валя, или без него. А на ощупь – извините за выражение, органолептически – ее груди напоминали дыни – колхозницы. Почти…) А когда Валя улыбалась, видно было, как из ровного ряда беленьких зубов выдаются клыки. Это придавало ее улыбке какую – то хищность.
Так. А… о чем я вообще-то? Ах, да. Газета «Правда». Что хорошо помню – это напряженность атмосферы в редакции. Позже я мог сравнить ту вольнодумскую – местами – обстановку, которая была в «Московском комсомольце» в те года, и ощущение купания в речке с крокодилами, которое было у меня в редакции «Правды». Хотя мне, в принципе, опасаться было особо нечего. Работать там предстояло всего два месяца – до очередного призыва в армию – а потом меня переводили на дневное отделение. И тылы у меня были, можно сказать, защищены(как я по наивности считал, думая, что папанина кегебешность в случае чего мне поможет.) Поэтому, помню, что меня смех разбирал от явной и скрытой пугливости сотрудников редакции, фамилии которых чуть не каждый день можно было увидеть в газете. К этой самой Вале ни одна местная акула пера даже близко не подплывала. Наверное, поэтому мы с ней так быстро нашли общий язык. (Хотя, если опять же честно сказать – со стороны это выглядело так. Валя меня просто взяла за шкирку и проглотила. А потом пукнула – и на этом любовь прошла. Увяли, так сказать, помидоры.)
Не знаю, не знаю. Что там было внутри у этих избранников судьбы – но даже у сотрудников спортивного отдела я не видел в глазах жизнерадостности. Хотя… понимал бы я чего в колбасных-то обрезках! Работали люди – значит, натура была такая. Склад характера подходящий. Или отдрессировали так. Ну, Бог им судья. Я все эти детали описываю для того, чтобы легче было понять мои ощущения, когда меня застукали прямо – хотел сказать, на этой Вале. Нет, в этот раз она сидела на мне, лежащем на столе. Я еще помню, все порывался ей сказать, чтобы она не стучала так громко коленками по столу. Да куда там! Она если в раж входила – до окончания… процесса превращалась в автономную систему. Ни докричаться до нее, ни остановить – было невозможно. Я один раз попробовал – и зарекся! Она так оскалила свои клыки, так зарычала, что у меня позвоночник задребезжал с перепугу, и я заткнулся.
Картина была – типа Репина «Приплыли.» Глаза открываю, а вокруг стола стоят наблюдатели. Смотрят. Один мужик – секретарь главного редактора, и с ним еще двое таких же серьезных и широкоплечих. Валя наконец-то утробно заурчала и начала постепенно с меня слезать. Не обращая никакого внимания на мужиков, привела себя более-менее в порядок, подмигнула мне и ушла, громко стукая каблуками сапог. Мужики двинулись за ней. А я слез со стола и стал переживать.
Как потом выяснилось, зря я переживал. Все это так и утонуло в стенах редакции. Только секретарь главного редактора, когда я в очередной раз принес гранки на подпись, не поднимая глаз, сказал мне: «Язык за зубами держите. Вам же лучше будет.»