Прорвался через вечерние берлинские пробки, кое-как припарковался на улице перед входом в отель. Безучастный рецепционист молча протянул мне ключ от номера. На вопрос о парковке ответил, мол, все занятно. Не задерживая взгляда на мне, снова отвернулся к монитору. Через два дня я случайно понял, что он тоже из наших, и простил ему угрюмость и равнодушие. Утром на рецепции сидела чуть более жизнерадостная русская женщина, которая разрешила мне заехать во внутренний двор. Для этого необходимо было огромным ключом отворить огромные железные ворота, зафиксировать их в таком положении, загнать машину, закрыть ворота и вернуть ключ на стойку регистрации. Как бы там ни было, за три года в этой стране я постепенно перестал раздражаться на наших людей, что бы они не вытворяли и с каким бы ностальгическим упорством не возрождали восточнославянский уровень сервиса, а также уныло-безразличное отношение к людям на чужой земле. Странно, но мне самому такое к себе отношение в чем-то приятно, когда не нужно сто раз здороваться, напрягать мышцы лица в бесконечной улыбке и желать на прощание хороших выходных. Вместо раздражения на «своих» я предпочитаю как можно более по-домашнему и на самом естественном русском языке отвечать им, надеясь с каждой ответной репликой слышать все четче мелодию их сильной души, задавленной неблагодарной эмигрантской жизнью. Очень часто это удается, и в этом весь смысл.
Раздраженный костюмом, галстуком и липнувшими к ногам брючинами, я отправился пешком в сторону мероприятия. Утро. Шикарный город, западный центр – район Зоопарка. Запомнил его еще в прошлый приезд. Тогда холод пробирал до костей, а дождь моросил как-то особенно горизонтально. Сейчас это была та самая золотая осень, о которой сто лет назад было принято восхищаться вслух, в стихах и с песней, а теперь о ней помечтал бы видоискатель хорошей фотокамеры. Плюс 20 в середине октября и плюс 25 на солнце. Метров за сто до входа улица вдруг превратилась в подиум для дорого одетых бизнесменов с именными карточками на внешних карманах пиджаков. Они переходили аллею туда и обратно в разных неположенных местах, говорили по телефону и друг с другом, чеканя шаг в безупречной обуви, наперегонки с гонимой теплым октябрьским ветром листвой. Мне предстояло влиться в массу этих деловых людей, по возможности раствориться в ней, привлекать минимум внимания и не нарываться на разговоры.
Я приехал не за информацией, а как турист в этнографическую экспедицию, отдохнуть от деревни и посмотреть на мир. Конечно, бесполезная статусная болтовня людей вокруг надоела очень быстро. Изображать собственную причастность к происходящему – еще больше. Запомнился завтрак с моим бывшим профессором из университета и министр транспорта на трибуне. Министр вел себя притягивающе харизматично, как подобает представителям власти. Публика снисходительно простила ему получасовое опоздание, оправдываемое задержкой на заседании правительства. Министр раздавал виртуальные миллионы на то и на это, и еще вот на другое – видимо, занимался привычным делом. На следующее утро на выставке раздавали изданную и напечатанную за ночь глянцевую газету, где рассказывалось о событиях конгресса предыдущего дня. Министр на первой полосе в четком фокусе что-то уверенно жестикулировал, красно-синяя размытость других лиц на его фоне видимо подчеркивала остроту мысли. Глазами журналистов и профессиональных фотографов мероприятие выглядело еще более круто, чем мне казалось до этого.
Вечером нас повезли автобусами на официальную часть в какой-то концертный зал, как мне показалось, даже за чертой города. Я ехал, молча смотрел на тысячи людей на тротуарах, сотни магазинов и кафе, пожалуй, единственного на всю Европу города, где Совок и Вавилон перемешаны слоями почти в равных пропорциях. Берлин – город 90-х годов, город моего детства.
Три тысячи человек, при галстуках и с бокалами вина и шампанского в двух огромных залах. Стоит сделать последний глоток, как тут же перед тобой вырастает официант, предлагая обменять пустой бокал на полный. Нас развлекал говорящий робот, который подъезжал к людям и предлагал сфотографироваться, а также фонтан со слегка подликеренной сгущенкой. Пара моих знакомых что-то увлеченно рассказывали о своей работе. Помню, что отвечал им что-то невероятно в тему из собственного скромного опыта. В середине зала, лишенная внимания толпы, сидела девушка за роялем в вечернем платье и скрупулезно играла джаз. Время от времени к ней подходили молодые загорелые и идеально стриженые немцы в белых рубашках, и, дожидавшись конца музыки, одухотворенно делали несколько хлопков, после чего с чувством безграничного достоинства удалялись. Уже за полночь я выбрался из этих дворцовых лабиринтов, по пути прощаясь с каждой из множества кем-то расставленных в коридорах девушек, указывающих дорогу к автобусу.
На третий день сразу после группового фотографирования я незаметно вырвался на волю, сел в экскурсионный автобус с открытым верхом у Европа-центра и проехал двухчасовой круг – с запада на восток и назад против часовой стрелки. Ранним вечером вернулся на гостиничную парковку, где была назначена встреча. Попутчица ехала в гости к подруге в город неподалеку от моего. Типичный случай: черт знает какой семестр, тема диплома – что-то о призраках и духах мертвых в средневековой живописи. После подробного рассказа о цели этой научной работы, понять хитроумный замысел которой едва ли хватало моего немецкого, слушали музыку. Километров за двести навигатор замаячил пробками по ходу движения,мы свернули с автобана на пустынные извилистые дороги, где так приятно включать дальний свет, а на скорости сто чувствуешь себя пилотом американских горок где-нибудь в крымском лунапарке.