Сигареты на полу около дивана лежат для красоты, этой пачке скоро будет год, но едва ли она пуста хоть на половину. В большой комнате почти никогда не включаю общий свет, только если нужно что-то найти. Есть свет от настольной лампы, напольный светильник в другом конце комнаты и иногда телевизор без звука. Немецкие программы делятся на безнадежно тупые и невероятно заумные. Я качаю артхаусное русское кино на компьютер и отправляю по WiFi на большой экран. Лежа на диване, глазами в экран, тело плоско прижато к дивану лицом. Один фильм из трех доживает до середины. Можно открыть окна и запустить в комнаты свежий воздух из чешского леса, который на мгновение проветрит голову. Можно поехать на озеро, одевшись тепло, и за час обойти его быстрым шагом вокруг. Можно заставить себя еще раз пощелкать каналами, еще раз подвигать мышкой по экрану или прочитать еще две страницы "Московской саги". Но это воскресенье все равно побеждает меня. Счет один-ноль не в мою пользу. 
В пятницу вечером, почувствовав неладное, ложусь спать сразу после работы, чтобы убить время и недельную усталость. Рабочий день был коротким, и ровно в 8 вечера глаза открываются, как ни в чем не бывало. Голод подступает к горлу. Хищник идет короткой дорогой в город. Мне приносят кусок мяса - белая рыба. После второй вилки становится ясно, что лежащая на тарелке едва теплая жидкая субстанция никак не тянет на заявленный в меню "рыбный стейк". Блюдо возвращается на кухню, через минуту немцы испуганно пытаются доказать, что лучше уже не будет. Делаю новый заказ. Стою и смотрю через стеклянную стену на вечернюю улицу. Хочется бросаться на проходящих мимо людей - но это не тот голод, что в желудке. Мне приносят следующий кусок мяса. На этот раз он красный, плавает в крови, обычно это не раздражает, но в данном случае виноват я сам.
Со стороны улицы в окно стучит старик, улыбается и машет рукой. Я мысленно соглашаюсь с немцами, что лучше уже не будет, и разрешаю ему войти. Хуже наверное тоже. Товарищ подсаживается ко мне, персонал ресторана ходит мимо и бросает в нашу сторону сочувствующие взгляды. Из того, что удается понять, деда зовут Герберт, ему 71 год, у него была жена-испанка, которая вкусно готовила, четверо детей, один работает фермером неподалеку, а сам он всю жизнь прожил в этом городе. Он говорит, что раньше еда была вкусной и дешевой. Я добавляю, глядя на свой стейк, что зато теперь - дорого и невкусно. Герберт со смехом смотрит в мою тарелку и соглашается. Две пожилые дамы, сидящие в другом конце зала, время от времени таращатся в нашу сторону. Я предлагаю Герберту пиво за свой счет, но он отказывается, вместо этого берет с разрешения мой хлеб, который я и так никогда не ем. Он сетует на то, что за 5 минут официант так к нему и не подошел, хотя он мог бы позволить себе все, что угодно, если бы захотел. Когда-то, когда была жива его жена, в их доме было весело и много народу, но сейчас ему очень скучно и одиноко жить, потому что нет подруги. Я признаюсь, что у меня похожие проблемы, он узнает еще пару фактов обо мне, а потом, помолчав, заключает:
- Да, мой друг, у тебя непростая жизнь.
Человек, родившийся в 1942-м году, говорит это так по-немецки, размеренно и с неподдельной баварской интонацией, что мне кажется, что он действительно себе что-то представил. Я прошу рассчитаться, официант уносит недоеденное мясо, стесняясь, но все же спрашивая, было ли вкусно. Герберт успевает ответить быстрее меня:
- Конечно нет, это же сырое мясо!
Пятница проиграна вчистую. Зато суббота - день, когда у меня есть стартовое преимущество. Полдня можно провести в фитнес-клубе, никуда не торопясь. Физическая боль отвлекает от мыслей. Когда-то жалел себя на последних повторах, а сейчас с удовольствием довожу до нестерпимого жжения и в последнем движении фиксирую его на 1-2 секунды, чтобы сигнал успел пройти от тела к мозгу и назад. От недели к неделе увеличиваешь веса, но собственная масса остается неизменной. После душа снова хочется есть и жить. Полотенце, рюкзак, ключи, карточка - посчитаем очки: суббота потерпела некоторые потери, со счетом один-ноль побеждает здравый смысл. С мыслями о плотном ужине я еду в сторону чешской границы.
Город Чеб - небольшое поселение на западной окраине чешской республики. Чтобы попасть туда, нужно ехать сорок минут через лес, мимо едва живых деревень, наполовину брошенных сразу после развала Союза, с облупившимися зданиями советских кинотеатров, мимо нескольких современных придорожных борделей, ночных клубов и казино для скучающих немцев. На последних километрах пути начинается серая городская застройка, через несколько поворотов я оказываюсь на знакомой улице, где почти всегда можно спокойно припарковаться. Затем еще метров пятьдесят пешком вверх по улочке, которая внезапно заканчивается аркой, и вдруг ты оказываешься здесь:

Чеб - прекрасная, сказочная богемская провинция. Оазис в чаще. Еще один город из трех букв. На рыночной площади расположено "Кафе 11" - место, которое мне понравилось еще летом. Я захожу внутрь и попадаю в атмосферу зимнего дизайн-кафе. Уютная мягкая мебель, вкусные запахи, невероятной красоты светильники, много разной другой подсветки, все вместе дающие много теплого не режущего света. Но самое главное - люди, много, почти за каждым столиком, от 20 до 40, сидящие в мягких креслах и удобных позах, негромко разговаривающие между собой. Ко мне обращается кто-то из персонала, я не сразу соображаю, на каком языке лучше вступить. Автоматически хочется по-польски, но знаю, что чехи редко могут его понять - уж скорее русский, но по-русски не хочется мне, а английский в этой части Европы мне кажется неестественным... В итоге я спрашиваю про наличие горячего и столик у окна - на немецком. Мне отвечают легко и уверенно, не делая как обычно в Германии испуганного лица. Кайф, я дома.

На самом деле - ничего нового, в каждом нормальном российском городе есть такое место, в Москве - наверное на каждой улице. Что тут описывать? Но здесь на контрасте все бросалось в глаза и уши: танцевальный клавишный джаз из невидимых динамиков, бесшумные скоростные перелеты официантов от столика к столику - взлет-посадка, круглый бар как центр притяжения этой планеты с дорогими крепкими напитками в непыльных бутылках. Плотность размещения сидящих гостей - достаточная, чтобы каждый максимально ощущал свою принадлежность к целому, но не слышал деталей разговоров соседей. Рядом две молодые чешки, на шпильках, вечерний макияж, накладные ногти, у одной леопардовая сумка, красивые движения рук, вообще очень красивые. Иногда смотрят в мою сторону, тогда мне хочется думать, что разговор идет обо мне. Особенно они смелеют, когда понимают, что я типа "немец".
Это зона для курящих. Я бы добавил, зона для красиво курящих молодых людей. Кто-то достает из кармана непростой коробок спичек, чиркает со смачным характерным звуком и не торопясь прикуривает ярким пламенем какой-нибудь "Lucky strike". Запретами на курение немцы уничтожили целую культуру. К еде и напиткам претензий нет. Я расплачиваюсь наличными в евро. На прощание, уже одеваясь, встречаюсь взглядом с одной из девушек. Две полные секунды. Минимум столько длится этот взгляд, пока я пытаюсь понять, если в нем смех, ирония, шутка или же что-то еще. К концу второй секунды почти решаюсь что-то сказать, но пока выбираю из четырех языков хоть что-нибудь, что имело бы смысл, становится уже поздно. В этом раунде победила просто улыбка - значит ничья.
Как же классно ехать по ночному чешскому лесу, когда пальцы на руле согревает горячий воздух из радиатора, из динамиков играет радио Ergensis, а я все еще чувствую в собственных волосах сигаретный дым.