Ксения Ларина

"Посмотрела "Анатомию процесса". Андрей Лошак, это произведение искусства, высший класс, такой тонкий глубокий фильм, с таким отчаянием скрытым...
Показывают на маленьком гордом канале, да.
Федеральное тв не нуждается в услугах профессионалов такого уровня(("

После просмотра фильма меня очень заинтересовала судьба и личность этих людей - Якира и Красина. Но последнего почему -то в гораздо большей степени, хотя казалось бы Пётр Якир, в плане своей биографии, человек с не менее интересной судьбой Сын знаменитого военноначальника Якира, казнённого в 1937 году "по обвинению в участии в «военно-фашистском, антисоветском заговоре», в 14!!! лет получил 5 лет колонии
"После казни И. Э. Якира в 1937 году его жену с сыном выслали в Астрахань. Здесь Петра арестовали по обвинению в «организации конной банды» и Особое совещание при НКВД СССР приговорило его к 5 годам заключения как «социально-опасный элемент». Его заключили в колонию для малолетних преступников, где он пробыл до 1942 года. Часть срока Якир провел в колонии в г. Нижняя Тура." ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%BA%D0%B8%D1%80%2C_%D0%9F%D1%91%D1%82%D1%8...
Теперь о Красине... Меня совершенно поразила история о том, как во время его пребывания в тюремном дворе дважды прокричал петух, что он сам обьясняет слуховой галлюцинацией, но в свете тех событий выглядит совершенно мистическим знаком.
Недавно Ольга Романова опубликовала статью "Четырежды судимый, четырежды оправданный"
"К нам на заседание «Руси Сидящей» пришел красавец. А мы побросали все дела свои скорбные и уселись на кухне слушать красавца Виктора Красина.
Ему 84 года, дай бог каждому. Он философ и рассказчик, он экономист и записной оптимист, и у него за плечами четыре ходки, эмиграция и возвращение. Его отец, китаист Александр Красин, был арестован в 1937-м, а через год расстрелян. Его мать к 1940 году добилась невозможного — реабилитации. Не зная, что ее муж уже расстрелян. Кстати, сам Виктор через 13 лет попал в тот же лагерь, где сидел его отец. Попал, потому что в 1949-м студентов психологического отделения философского факультета МГУ, в том числе Виктора, арестовали «за критику марксизма-ленинизма». По статье 58.14 УК РСФСР («Контрреволюционный саботаж») дали ему 8 лет и отправили в Озерлаг, это Тайшет. Там он встретил фронтовиков, которым дали по 25 лет — за то, что были взяты в плен и отправлены в немецкие концлагеря. Они бежали впятером, разоружив конвой. На третий день их поймали и прибавили по 10 лет, что было примером выдающегося гуманизма — таким за побег прибавляли не меньше 20. Однако и конвою дали по три года — за халатность. Вот тогда Виктор и попал на Колыму, в лагерь, где погиб его отец. Он вспоминает, что зэки в том лагере делились на «малосрочников» (срок 10 лет) и «долгосрочников» (это 25 лет).
Потом он уже сидел как диссидент, в 1969-м и 1972-м. В перерывах он успел окончить экономфак МГУ, аспирантуру и написать диссертацию по кафедре статистики, но защититься ему не дали, ибо диссер не соответствовал стандартам марксизма-ленинизма. Ну еще бы! Кстати, к тому времени по первым двум ходкам Виктор был реабилитирован. А потом его реабилитировали и по двум вторым. Как и его жену, Надежду Емелькину — она отсидела пять лет за то, что пять минут ухитрилась постоять с плакатом «Свободу политзаключенным!» на Пушкинской площади. В общем, в 1975-м они уехали.
Имя Виктора Красина упоминается в резолюции Сената США № 168 от 12 сентября 1978 года «Об отношении к советским диссидентам» вот в каком ряду: «Физик Андрей Сахаров, писатель Александр Солженицын, историк Петр Якир, экономист Виктор Красин и другие советские граждане продемонстрировали гражданское мужество и интеллектуальную честность в защите основных гражданских и политических свобод, в объяснении необходимости свободного распространения идей и в отстаивании элементарного человеческого достоинства. В ответ они встретили нарастающие преследования и опасность практически неизбежного уголовного наказания».
Ой, не модно у нас сейчас цитировать резолюции американского Сената. Но что ж поделать, когда-нибудь, наверное, на обломках самовластья и наш Сенат напишет эти имена.
Три года назад жена Надежда умерла, и Виктор вернулся в Россию. И вот — пришел к нам. С его-то опытом… в общем, мы не отпускали его несколько часов, и теперь уж не отпустим.
Виктор говорит, что в зонах сейчас ситуация хуже, чем при Сталине в спецлагерях: «При Сталине не было такого отношения к зэкам, как сейчас». Ну, у него есть возможность сравнивать. «Когда я говорил, что при Сталине не было такой ситуации в лагерях, как сейчас, я имел в виду конец 40-х и начало 50-х, а не 37–38-й, и имел в виду лагеря, а не следствие. В мое время на следствии тоже били, но не так, как в 37–38-м. Кроме того, я имел в виду не общие, а особые лагеря для политических (58-я статья), в которых я отбывал срок, — сначала в Озерлаге, затем в Берлаге. Такого издевательства над политзэками, как в нынешних лагерях, в политлагерях не было. В жизнь зоны мусора не вмешивались, кроме поверок и периодических шмонов по баракам. В остальном мы были предоставлены сами себе — работайте и дохните с голоду. Не нарушайте режим, и никто вас трогать не будет. Сейчас сплошные избиения зэков только из-за нежелания быть сломленным и покорно подчиниться произволу, и современное изобретение — сексуальное надругательство над личностью. Этого не было в сталинских лагерях».
А еще Виктор Красин сказал очень важную вещь: идущим «по политике» надо бы отказываться от участия в судебных разбирательствах — по крайней мере до тех пор, пока не будут соблюдены элементарные права. Можно не выходить из камеры в СИЗО. Можно не выходить из конвойки в суде. И можно отказываться вставать и отвечать на вопросы в самом процессе — например, до тех пор, пока не дадут возможность нормально общаться с адвокатом, пока не пересадят из аквариума-душегубки на человеческую скамью, пока не дадут воды или не вызовут врача. Надо сказать, что это решение требует большого мужества. Однако хуже не будет. Идиотский принцип «не злить судью» к политическим точно не относится — их вообще не судья судит, их приговоры давно написаны. А вот процесс для соблюдения цивильного блезира им нужен.
Главное, надо помнить: наша Родина — большой гурман, она не просто жрет своих сыновей, а выбирает лучших. Это не моя фраза. Это сказала Люба Богушевская из «Руси Сидящей» — ее сын… в общем, как все. Привет ему от мамы, папы и сестричек, привет всей его екатеринбургской зоне. Мы ждем его. Ведь все сроки когда-нибудь кончаются, о чем хорошо знает Виктор Красин, хозяин своей судьбы и просто красивый человек. Четырежды отсидевший и четырежды оправданный. Потому что в России надо жить долго."
http://www.novayagazeta.ru/columns/58864.html

И вот что ей ответил Александр Подрабинек
Красавец
Не мне объяснять Ольге Романовой, насколько важна в журналистике тщательность – родная сестра достоверности. Неискушенный читатель, знакомясь с опубликованным 2 июля в «Новой газете» ее материалом «Четырежды судимый, четырежды оправданный» должен придти в восторг от героя публикации – безукоризненного советского диссидента Виктора Красина. Читая ее фантастическую заметку, я и сам чуть не пришел в восторг, особенно в том месте, где Виктор Красин объясняет новому поколению оппозиционеров, как правильно вести себя в суде. Патриарх антисоветского сопротивления делится с юным поколением своим немалым жизненным опытом! Какую благостную картину нарисовала нам Ольга Романова, взяв образцом для подражания «хозяина своей судьбы и просто красивого человека» Виктора Красина.
Я чуть не прослезился, но вовремя вспомнил, что Романова рассказала о Красине далеко не все. Или, может быть, Красин рассказал ей свою биографию со значительными купюрами, а журналистка поленилась сверить автобиографический вымысел с исторической правдой. Правда эта состоит в том, что «красивый человек» Виктор Красин активно и вдохновенно сотрудничал с КГБ, обвиняя своих бывших товарищей по демократическому движению в антигосударственной деятельности.
Восполню допущенные Романовой пробелы в этой невеселой истории.
Член Инициативной группы по защите прав человека в СССР Виктор Красин был арестован в Москве 12 сентября 1972 года. Его обвинили в антисоветской агитации и пропаганде и поместили в Лефортовскую тюрьму. Не прошло и двух месяцев, как он и проходящий по одному с ним делу другой известный диссидент Петр Якир начали сотрудничать со следствием и давать показания.
Вот что сообщала нелегально выходящая тогда «Хроника текущих событий» (№ 29 от 31 июля 1973 г):
«КРАСИН утверждает – в последнее время "демократическое движение" приобрело опасное для государственной власти направление, и государство было вынуждено и вправе защищаться; следует признать поражение "демократического движения". Прекращение всякой оппозиционной деятельности не достаточно для спасения людей от репрессий. Властям необходимы гарантии, и эти гарантии могут быть обеспечены только всеобщим содействием следствию. КРАСИН призывает преодолеть психологический барьер и давать откровенные показания не только о своих действиях, но и о действиях других лиц».
Совсем не те рекомендации, которыми делится теперь Виктор Красин в «Новой газете».
Свои показания Красин дал тогда на отца Сергея Желудкова, Юрия Мальцева, Юлия Кима, Габриэля Суперфина, Илью Габая, Владимира Рокитянского, Андрея Амальрика, Ирину Якир, Валентину Савенкову и многих других. Всего же по делу Якира-Красина было допрошено не менее 200-т человек. Обличающие показания Красина и Якира фигурировали в обвинительных приговорах многих диссидентов.
Суд над Якиром и Красиным начался 27 августа 1973 года и длился неделю. Подсудимые каялись и просили снисхождения, попутно оговаривая всех, кого могли вспомнить. Их приговорили сначала к трем годам лишения свободы и трем годам ссылки каждого, а затем кассационный суд ограничил наказание отбытым под следствием и ссылкой.
5 сентября 1973 года в Доме журналистов в Москве в присутствии иностранных корреспондентов состоялась пресс-конференция с участием Якира и Красина. В отрывках она в тот же день транслировалась советским телевидением. Оба выразили раскаяние «в своих преступных действиях, объективно способствовавших враждебной деятельности зарубежных антисоветских организаций».
Предательство Якира и Красина нанесло серьезный удар по демократическому движению. В заявлении Инициативной группы по защите прав человека в СССР по поводу суда над Якиром и Красиным в частности говорилось:
«Оба подсудимых полностью признали свою вину и выразили раскаяние по поводу содеянного. Оба признали также свой умысел против советской власти. В суде было допрошено около 30 свидетелей, среди них многие – не москвичи. Был допрошен, в частности, психиатр <академик> Снежневский, который среди прочего заявил, что за весь его 50-летний опыт работы в психиатрических учреждениях не было ни единого случая помещения здорового человека в психиатрическую больницу.
Мы констатируем, что П.Якир и В.Красин на следствии, суде и на пресс-конференции выступили с ложными заявлениями. Трагично, что эта ложь касается также судьбы и репутации всех политических заключенных в лагерях, тюрьмах и психиатрических больницах СССР».
Собственно говоря, добавить к этому нечего. Разве что заметить, что тогда на репутацию обращали внимание.
http://podrabinek.livejournal.com/160933.html

А вот что о нём обнаружила в ЖЖ Н. Горбаневской http://blogs.germany.ru/682882/10591311.html#Post10591312
ОЛЬГА ТЕРНОВСКАЯ. Еще раз о Красине
Jul. 9th, 2013 at 3:01 PM
Получила от Оли мейлом.
Я уже писала однажды по поводу «реинкарнации» Красина (comment к статье Ольги Романовой «Четырежды судимый...» в «Новой Газете» — см. в самом конце, в приложении. НГ). Но эта мразь опять вылезла, под видом показного «раскаяния» поливая грязью тех, кто оказался лучше него, честнее, мужественнее, достойнее (и это как раз то, чего Красин им не может простить). Его задача сейчас — замазать хотя бы подозрением тех, кого не удалось сломить КГБ, отнять у них и приписать себе их заслуги, оклеветать их перед молодыми, не помнящими той истории людьми (и ведь многие действительно верят ему — как же — старый зэк, герой, борец, «просто красивый мужчина»), отмыть свой замазанный авторитет и снова, как 40 лет назад, объявить себя лидером, вождем уже нового, недавно народившегося демократического движения. Ах, как хорошо подлецы всегда чувствуют конъюнктуру!
Я никогда не имела сомнительной чести быть лично знакомой с этим «героем», но дело Якира и Красина хорошо помню и знаю не понаслышке. Волею счастливой судьбы я выросла в самом сердце правозащитного движения и близко знала таких людей, как Софья Васильевна Каллистратова, генерал Григоренко и его жена Зинаида Михайловна, Лара Богораз и Толя Марченко, Таня и Ася Великановы, Костя Бабицкий, Юлик Ким, Саша Лавут, Таня Осипова, Сергей и Ваня Ковалёвы, Алик и Арина Гинзбург, Татьяна Сергеевна и Сергей Ходоровичи, Люда Алексеева, Слава Бахмин, Саша Подрабинек и многих других. Поэтому имею право вступиться хотя бы за тех, кого уже нет в живых. Вот что пишет Красин:
“Показания на следствии давали многие. Горбаневская в 1962 по делу о листовках*. Синявский и Даниэль о тех, кому они давали читать свои рассказы. Гинзбург, Галансков, Добровольский и Лашкова. Почти все участники ленинградской группы Гендлера. Любарский. Шиханович. Хаустов. Суперфин. Чего многие не знают, обширные показания давал генерал Григоренко. Об этом, приехав из Ташкента, рассказала его адвокат Калистратова. По его показаниям были выделены в отдельное производство дела на Якира, меня, Юлия Кима и Надю Емелькину. Его жена, Зинаида Михайловна, кричала при мне и других, что если он не перестанет так себя вести, она отречется от него. У генерала была любопытная аргументация: он дает показания потому, что он коммунист и поэтому не может врать. Любопытный разговор был у меня с Людой Кац. «Витя — спросила она — ты старый зэк, объясни мне поведение Веры Лашковой. Я могу понять, что она подтвердила показания ребят. Но почему она рассказала на следствии то, о чем они не знали?» «О чем, например?» спросил я. «А о том, где мы с ней вдвоем закапывали шапирографы в лесу»
Правда, надо сказать, что большинство перечисленных не признали себя виновными на суде, и их простили”.
* Не в 1962, а в 1957 (с объективной точки зрения существенная разница, для меня — никакой. НГ)
Свидетельствую: Красин сознательно и нагло лжет — из всех перечисленных им показания на других давал только Шиханович (это не совсем верно: хотя бы мой пример. НГ). Вообще за все годы существования правозащитного движения сломавшихся и предавших своих соратников было не так уж и много: Якир и Красин, Вадим Делоне (в какой-то степени) (вычеркнула я: 19-летний Вадим по первому делу, о демонстрации на Пушкинской площади, всего лишь признал себя виновным — и, кстати, очень этим мучился. НГ), священник Дмитрий Дудко, Феликс Серебров, Юрий Шиханович да адвокат Елена Резникова. Остальные выдержали, пройдя через тюрьмы и лагеря, ссылки, психушки. Так что не было это массовым явлением, как хочет показать Красин. И не удастся ему скрыться за отговоркой «я был такой же, как все» — все такими не были. К тому же, другие «сломавшиеся» как-то переживали своё предательство и, в отличие от Красина, больше не лезли в «учителя морали» и «лидеры правозащитного движения», видно, у них еще сохранились остатки совести. (Выделено мной. Здесь Оля назвала и мою главную претензию к К. Вдобавок после суда и пресс-конференции он целый месяц ходил по Москве — его в ссылку отправлять не торопились — и всем доказывал, что они с Петькой вели себя правильно и «спасали людей». В отличие от Якира: первому же приехавшему к нему в ссылку другу он сказал: «Я сука». НГ) У Красина же её отродясь не бывало. Еще одна чисто иезуитская подлость Красина — оклеветать умерших, ссылаясь на умерших же свидетелей ( пойди, спроси теперь!) Как человек, близко знавший С.В.Каллистратову ( она когда-то «усыновила» нашу семью, и мы с ней постоянно и тесно общались последние 25 лет её жизни) ответственно заявляю: никогда и никому Софья Васильевна не говорила, что генерал Григоренко давал на кого-либо показания, — это гнусная ложь Красина. Напротив, Софья Васильевна всегда очень уважала и ценила «нашего генерала», дружила с его семьей и во всех разговорах о нем (это может подтвердить её дочь, Марго) восхищалась его мужеством и несгибаемостью. Ни в одном деле 70-х — 80-х годов нет ни одного показания генерала на его товарищей. Что же, КГБ их специально скрыл и нигде не использовал? Что-то верится с трудом. И вовсе не по его показаниям были выделены в отдельное производство дела против Кима, Якира, Красина и Нади Емелькиной (спросите у Кима, он-то ведь жив и, надеюсь, не позволит валить на себя, как на покойника). Мне кажется, что, говоря о «показаниях», которые давали генерал и другие диссиденты, Красин сознательно подменяет понятия. Да, большинство диссидентов не открещивались от вменяемых им деяний, т.е. как бы «давали показания на себя» («да, я выходил на площадь, подписывал письма, распространял Самиздат, состоял в группе и т.д.».), но не признавали эти действия преступными и противоправными («я осуществлял свои конституционные права и исполнял свой гражданский долг» ) и не предавали товарищей. Это была не слабость, а принципиальная позиция, разделяемая всеми правозащитниками — всегда действовать легально, открыто, мирными средствами. Очевидно, Красину, с его «вождизмом» и тягой к конспирации, этого понять не дано.
Врёт Красин и о своей роли в правозащитном движении, в частности о том, что идеи создания «Хроники» и «Инициативной группы» принадлежали исключительно ему. Да, в конце 60-х — начале 70-х (до своего теле-покаяния), он и Якир действительно были одними из наиболее активных, уважаемых и авторитетных людей среди правозащитников — этого никто никогда и не отрицал, но Красин возомнил себя самым главным, «вождем и учителем», без которого правозащитное движение не сможет существовать. А оно смогло. Да, покаяние Якира и Красина очень больно ударило по демократическому движению, но так и не смогло (как рассчитывали КГБ и Красин) его уничтожить — оно оправилось от удара и стало только лучше и чище. И навсегда избавилось от «вождизма». И вот этого Красин не смог ему простить. Вот что он пишет дальше:
“Что же сделали мои бывшие товарищи-диссиденты? Вместо того, чтобы быть милостивыми к падшему, они меня прокляли. Я стал у них «врагом народа». Кроме того, они стали распространять обо мне ложь и клевету. Вот несколько примеров. Людмила Алексеева в интервью журналу «ПОЛИТ.РУ» заявила, что по показаниям Якира и Красина несколько человек было арестовано. Это клевета. По моим показаниям не был арестован ни один человек. Пусть Алексеева назовет хоть одного. Она не сможет этого сделать потому, что их нет. Сергей Ковалев в воспоминаниях утверждает, что Якир и Красин, создав Инициативную Группу по защите гражданских прав в СССР, включили в нее всех участников без их согласия. Это ложь. Список участников составлял я. Вечером в этот день (это было 19 мая 1969 года) Якир пригласил к себе всех московских кандидатов (их было 8 человек, кроме нас с ним) и многих других участников диссидентского движения. Он сообщил, что есть предложение создать Инициативную Группу и спросил у каждого московского кандидата, в том числе и у Ковалева, согласны ли они. Все дали согласие. Их подписи имеются под документом о создании ИГ. Ложь о создании ИГ выглядит несколько иначе у Горбаневской и у сына генерала Григоренко. Оба они утверждают, что согласия не спросили у большинства участников. Господа, вы уж договоритесь лгать одинаково, а то публика не будет знать, какой лжи верить. Спросили у всех, и все дали согласие. Зачем же лгать? А затем, чтобы меня дополнительно опорочить и дискредитировать. Горбаневская врет обо мне всегда, когда говорит обо мне. Она заявила, например, что на встрече в марте 1968, когда мы решили, что пора издавать наш диссидентский журнал, меня не было. А я не только был, но я и выступил с этим предложением. Как вспоминал Якир, Горбаневская закричала: «Отдайте это мне!» Никто, конечно, не возражал, и вскоре она начала выпускать журнал, назвав его «Хроника текущих событий». Лжет она и говоря, что ее включили в ИГ без ее согласия и что она узнала об этом много позже. Когда я составлял список, я не включил туда Вольпина и Горбаневскую потому, что они состояли на психиатрическом учете, и я боялся, что их в наказание запрут в спецпсихушки. Всего в списке было 14 человек. Утром на следующий день Якир сказал мне, что звонила Горбаневская и потребовала, чтобы ее включили в состав ИГ. Накануне вечером она не была, мы не пригласили ни ее, ни Вольпина, чтобы не ставить их в неловкое положение: создается первая в СССР правозащитная организация, а они не включены. Текст обращения в ООН был перепечатан, и добавлена фамилия Горбаневской. В обращении, которое мы передали иностранным корреспондентам было не 14, а 15 фамилий. Как она попала в список? Ведь мы с Якиром решили ее не включать. Попала потому, что она этого потребовала. Зачем же она лжет? Все эти лжи, о которых я говорил, имеют одну цель: дополнительно меня дискредитировать и главное — перечеркнуть всю мою деятельность в правозащитном движении”.
Конечно, диссидентам больше делать было нечего, кроме как (в перерывах между отсидками) дискредитировать Красина. Да о нем бы и не вспомнил никто, не начни он сейчас снова себя пиарить и лезть в морализаторы.
“Затем участие в диссидентском движении, я был одним из наиболее активных его участников и организаторов. Мне принадлежит главная заслуга в создании Инициативной Группы. Это была моя давнишняя идея, еще с начала 1968 года, создать комитет защиты прав человека в СССР. И она осуществилась в мае 1968, когда, после ареста генерала Григоренко и Ильи Габая, Петр Якир сказал мне: пора осуществить твою любимую идею. Кроме того, я больше года занимался передачей диссидентских материалов иностранным корреспондентам. Это была самая опасная и рискованная работа, никто, кроме меня, регулярными встречами с ними в это время не занимался. Передавал Андрей Амальрик, но только когда документы к нему попадали. Основная масса документов попадала тогда в дом к Якиру, а Амальрик с ним не общался. За корреспондентов гэбисты мне отомстили: как-то ночью кастетом разворотили мне правую бровь, все лицо было в крови, хорошо, что глаз не выбили”.
Что касается истории создания Инициативной группы, привожу здесь отрывок из статьи моего отца, Леонарда Терновского, «Тайна ИГ». Могу подтвердить, что отец очень ответственно относился к этой работе и она строго документальна. У меня сохранились магнитофонные записи его интервью с Сергеем Ковалёвым, Сашей Лавутом, Таней Великановой и другими с их рассказами о создании Инициативной группы, из которых следует, что Красин и здесь нагло врёт. Он, конечно, обвиняет во лжи всех, кроме себя, любимого, но я как-то больше верю, скажем, Тане или Саше Лавуту, который, как известно всем, его знавшим, вообще не умел лгать.
http://ng68.livejournal.com/1981262.html

http://bg.ru/society/indeks_razreshennyh_knig_sud_viktora_krasina-11058/
Виктор Красин, один из участников правозащитного движения, сдал КГБ своих друзей. Позже, уже в эмиграции, он написал книгу о том, как проходило следствие.
В 1969-м (а может, и в 1970-м) находящийся в ссылке в Енисейске Виктор Красин надиктовывает самому себе на магнитофонную пленку: «В этот трудный час судьба возложила на меня тяжелое бремя руководства демократическим движением в Советском Союзе...» Через несколько лет он, вместе со своим товарищем по правозащитному движению Петром Якиром, согласится сотрудничать с КГБ — и сдаст органам своих друзей, тайники с самиздатовскими материалами, публично выступит перед западными журналистами с осуждением своей подрывной деятельности. Еще через 10 лет, уже в эмиграции, Красин издаст небольшую книжку — «Суд», — в которой расскажет о ходе следствия.
Книга составлена из бесед Красина с женой, Надеждой Емелькиной, и напоминает одновременно и интервью, и допрос, и чистосердечное признание. Автор заново разыгрывает перед зрителем весь сценарий процесса, просит прощения у тех, кого предал, и в то же время ищет и как будто бы находит причины своего нравственного падения.
В первые же месяцы допросов КГБ угрожает обвиняемым смертной казнью, что в зрелой брежневской советской реальности первой половины 70-х кажется не более чем запугиванием, — однако Красин с самого начала характеризует себя и Якира как «старых зэков, выросших в сталинском рабстве, пытавшихся взбунтоваться, но сохранивших навсегда страх перед карательной машиной госбезопасности». Итак, главный мотив назван сразу — это будто бы страх.
Для постороннего, пусть даже заинтересованного суда рассказа о «страхе» и «сломленности» могло бы быть вполне достаточно — однако для Красина это лишь начальная точка его рассуждения. Вместе со страхом разговоры о смертной казни, исключительной мере наказания, пробуждают в нем тщеславие, в котором он признается себе и читателю. Рассказывая о диссидентских делах следствию, Красин кичится своим всеведением, подчеркивает свою значимость. Но он — и в этом главная догадка инфернального ГБ и главное признание самого Красина — вовсе не хотел умирать воображаемым вождем или доживать свои годы в лагере. Угрозы смертной казни были нужны Красину для возможности оправдания своей сдачи — оправдания перед собой и оправдания перед товарищами по движению. В одном из лучших мест в книге Красин рассказывает об этом следующим образом: «Говорил я все это искренне, но вот — загадка. На следующее утро, когда мы снова увиделись, я согласился давать показания. Тогда — что же означало все, что я говорил в тот вечер? Насколько серьезно это говорилось? Это была именно истерика, а наутро я смирился с тем, что произошло. Был как бы выполнен ритуал, или, я бы еще сказал: я доиграл благородную роль до конца. Спектакль окончился, и надо было возвращаться к реальности».
Что же это была за реальность? Реальность публичного суда, признания своего поражения, предательство дела своих товарищей — и не только их, но и многих незнакомых людей (траектория движения и копирования материалов сам/тамиздата превращала в соучастников людей, подчас совершенно посторонних). Но и реальность освобождения, частной жизни, скорой эмиграции. Об этой реальности у Красина говорит в основном его следователь — и читатель, шаг за шагом следуя за измученным допросами героем, пачками глотающим пенталгин и мечтающим поскорее увидеть свою жену, не может не признать действенность подобных доводов. Параллельно диссидентской реальности существовала и существует реальность «официальная», под которой, как под атмосферным столбом, Красину и его товарищам приходилось жить всю сознательную жизнь и, борясь против казалось бы очевидной несправедливости, периодически полемизировать с голосом «здравого смысла», говорящим — пора образумиться, так и вся жизнь может пройти, надо успеть хоть немного пожить спокойно.
Сейчас «Суд» напоминает мемуары с потерявшимся контекстом. Это изданная небольшим тиражом в Нью-Йорке книга, которую трудно приняли бывшие друзья и соратники Красина, которую мало кто читал в России. Если это попытка оправдаться — то явно не перед нами. Беспроигрышность авторского замысла заключена в самом стремлении главного героя спросить с собственной совести максимум возможного. И даже — чуть больше возможного, и в этом заключено его скрытое самооправдание. (Отдельных несгибаемых героев вроде Владимира Буковского заключим в скобки.)
К нашему совершенному удовольствию, мы лишены необходимости судить Красина по законам его суда. Теперь «Суд» — «всего лишь литература», шедевр в жанре психологического очерка. Вся сложность красинского двоемыслия и «болезненного честолюбия» применительно к книге иллюстрирует старую максиму героя Оскара Уайльда: «В литературе неприкрытое себялюбие восхитительно». «КГБ существует для того, чтобы ломать, калечить и душить человеческие души. Но не они одни виноваты в том, что произошло со мной. Они принуждали меня совершать недостойные поступки, но делал их я сам» — таков «Суд» Виктора Красина, самый гуманный самосуд в мире.
Комментарий библиотекаря:
«Там, где прошлое требует некоего объяснения и оправдания, — неизбежен некоторый авторский конструкт. Книга Красина может быть интересна с психологической, может быть с художественной точки зрения — но для понимания его истории, истории правозащитного движения его мемуары, на мой взгляд, маргинальны. Я вижу опасность в том, чтобы браться читать их как исторический источник — раньше, чем книги Ковалева, Алексеевой, чем письма Даниэля. В жанре «мемуары предателя» — если ты не Лимонов, то единственное, что ты можешь сделать — это посыпать голову пеплом, причем сыпать его так много, чтобы за этим пеплом читатель забыл, а что, собственно, ты сделал».