Сегодня 13ЫЙ ДЕНЬ блокады Толокно - 13 дней без звонков и без свиданий с адвокатом. Информации от Нади нет вообще никакой.
Сегодня 2ой день агиткубов в Мордовлаге. Количество кубов в Мордовии будет расти по лагерям пока блокада Нади в больничной тюрьме ЛПУ-21 продолжается.

А.ТРОИЦКИЙ – Да, вот, вы, Ирина, сказали, про Анну Политковскую, что это национальная героиня.Но, вот,для меня сейчас национальная героиня – это Надя Толоконникова, потому что то, что сделала эта, в общем-то, очень молодая девушка, - это абсолютный подвиг несгибаемости, какой-то воли, разума, страстности.
Я просто абсолютно восхищен этой девчонкой. Ни один мужик в нашей стране ей просто не годится в подметки. То есть, номер один. На самом деле, такая Жанна Д’Арк сегодняшнего дня. Я понимаю, что это дико пафосно, может, даже пошловато звучит, но, я не могу сказать по-другому.
Текст ее письма, как вы возможно знаете, стал самым читаемым текстом в русском интернете за всю его историю. Сейчас этот текст знает весь мир. Опровержения этого текста, кстати, нет. Все попытки опровергнуть этот текст, они усугубили только то, что там было написано...
И на меня произвело впечатление то, что некоторые наши такие «верные путинцы», люди, которые стараются быть такими «путинистами с человеческим лицом», типа: отец Андрей Кураев, ведущая Тина Канделаки, еще там некоторое количество, в том числе, и ваших авторов-исполнителей», в том числе и в «Особом мнении», они вдруг - «оп-паньки!», и они взяли сторону Толоконниковой. Они сказали: «На нас это произвело огромное впечатление». У них были там фразы, типа того, что «насколько меня возмутило то, что она делала раньше, настолько я преклоняюсь перед тем, что она делает теперь». И тут, на самом деле, по-другому не скажешь.
Вы знаете, что – я думаю, что письмо Толоконниковой – это маленький снежок, на который еще нарастет огромный ком. Скажем, в сегодняшней «Новой газете», там есть публикация на эту тему, опубликованы тоже дневники одной женщины, бывшей заключенной. Светлана Бахмина, естественно…
…Наконец заговорила и все подтвердила. Я не знаю, я сталкивался просто с этим – люди просто не любят говорить о том, что с ними было на зоне, потому что там, на самом деле, настолько чудовищно, настолько позорно и страшно, что люди об этом говорить не любят. Это похоже, кстати, на фронтовиков Отечественной войны. Я знавал нескольких фронтовиков – дедушки – я их расспрашивал, мне было страшно интересно, особенно, разных фильмов насмотревшись. И, я обратил внимание, что они со страшной неохотой и явно, подвергая свои рассказы могучему такому самоцензурированию, они об этом рассказывали. Потому что, это слишком ужасно. Людям просто невмоготу к этому даже мысленно возвращаться. Я думаю, что в этом дело. Меня скорее удивляет то, что хранят молчание некоторые наши мужественные сидельцы, в частности, Михаил Борисович Ходорковский, но думаю, что его время выступить тоже придет.
http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/1171682-echo/

lenta.ru/articles/2013/10/09/tolokno/?fb_action_ids=304857006318742&fb_ac...
Сразу после опроса, когда она вернулась в ШИЗО, ей отомстили за то, что она так разговаривала с Поздняковой. Так дерзко общаться с сотрудником ФСИН, да еще и в присутствии следователя с адвокатом — их психология однозначно трактует это как оскорбление. И за такое надо мстить. В ШИЗО на Толоконникову напали две женщины, отняли воду, потом забежал сотрудник колонии, схватил ее за плечи, она кричала. Мы узнали об этом, Петя Верзилов, муж Надежды, написал заявление. И, собственно, все. Это была последняя информация о том, что происходит с моей подзащитной и где она вообще.
Но вы же пытались к ней попасть?
Да, все последние 13 дней. У рассказа Толоконниковой о рабских условиях в ИК-14 появилось много дополнительных подтверждений после опроса, который я проводил. Еще фактуру дал президентский совет по правам человека после своей инспекции. Знаете, как с ней поступали в ШИЗО? Ей во время голодовки приносили суп, нормальный суп, а не баланду их эту, свежий хлеб, мясо, накрывали на стол и запрещали убирать или выбрасывать. Иначе проблемы будут. Я Поздняковой об этом говорил — это же пытка, вы чего. Она слилась с темы. Следаку рассказал, он только головой покачал: ну вот так, да, бывает.
Я следователю сказал: нам с вами по этому делу еще встречаться и встречаться. И опросить Толоконникову еще как минимум один раз надо. Тот даже согласился. Я сразу заявил ходатайство об опросе Куприянова и Толоконниковой на детекторе лжи. Попросил истребовать у Куприянова аудиозапись, которую он якобы вел во время разговора с Толоконниковой в своем кабинете. Попросил осмотреть место происшествия — собственно, кабинет Куприянова. Чего у него там такое, на каком основании у него записывающая аппаратура и что это за оперативно-розыскные мероприятия он ведет. Заявил ходатайство, чтобы опросили бывших осужденных. Среди них есть те, кто готов рассказывать о быте и нравах ИК-14.
И вот со всем этим хозяйством мы пытались попасть к Толоконниковой, всякий раз безрезультатно.
Подождите, но вы же адвокат, у вас есть все необходимые документы. На каком основании вас могут не пустить к подзащитной?
Если она без сознания разве что.
Вам так и говорили?
Нет, говорили, что она находится в тяжелом состоянии и содержится в лечебно-профилактическом учреждении.
О ее реальном состоянии кто-то со стороны защиты осведомлен?
Она голодала шесть полных дней. Конечно, слабость была. Точнее ничего сказать не могу. Я пытался к ней пробиться несколько раз. Отказ со ссылкой на тяжелое состояние. В правилах внутреннего распорядка говорится, что близких родственников пускают к осужденным в тяжелом состоянии. Верзилов пробовал — получил ничем не мотивированный отказ. К ней один раз только пустили мордовскую общественно-наблюдательную комиссию. Но она у ФСИН ручная и рассказывает сказки. Ее председатель Геннадий Морозов — сам вроде как бывший сотрудник. Подментованный, как в определенной среде говорят.
И когда была последняя попытка попасть к Толоконниковой?
Накануне, 7 октября. Я написал заявление: прошу предоставить свидание в рамках проверки, которую проводит Следственный комитет. В случае отказа предоставьте медицинские документы или дайте поговорить с главврачом. Попросил привлечь судмедэксперта Леонида Петрова. Он мог бы оценить состояние Толоконниковой и с помощью внешнего осмотра и по медицинским записям.
Приехали утром, подали документы. Спустя два часа выходит прапорщица и выносит отказ — по медицинским основаниям. Документы, говорит, отнесите в канцелярию. Мы с Верзиловым туда идем, а у двери настоящий пост стоит, и у него приказ: Верзилова не пускать, потому что он всем сотрудникам мозг уже вынес своими претензиями. Потом сотрудники вообще от нас заперлись, другие в окна выглядывают. Я звоню в дежурку ФСИН, говорю: вы чего творите-то вообще? После этого дверь открывается, и все сотрудники разбегаются как тараканы. Осталась только женщина в канцелярии. Я ей: возьмите документы. А она в ответ: мне тут еще дальше жить и работать, сами ваши документы берите. Такие вот зарисовки почти каждый день.
По-вашему, это продолжается месть за голодовку и за открытое письмо?
Да. За огласку того, чего ФСИН оглашать ну никак бы не хотела. Толоконникову отрезали от внешнего мира, чтобы она не накаляла ситуацию. В ее письме же не только про ее колонию речь и даже не только про Мордовию. Оно касается всех осужденных в России. Они все страдают от системы. Они в этой системе — скот. Психология рядового сотрудника ФСИН — превратить человека в тряпку и полностью подчинить себе. Эта машина не терпит пререканий и даже просьб. Только приказы, только нажим. Только безусловная личная правота человека в погонах. Альтернативы нет, диалога нет.
Во ФСИН решили, что если они Толоконникову отрежут от внешнего мира, проблема рассосется. Только чем больше они держат ее в полной изоляции, тем больше накаливается ситуация. Они этого не понимают. Не просчитали. Привыкли, что у них все тихо, спокойно. Ну, перерабатывают, по 16 часов работают. Бывает.
Кстати, я общался с одной осужденной и спросил ее про Хасис. И она рассказала, что Хасис сломалась. Любой новичок всегда подвергается дежурному психологическому воздействию. Его кидают из отряда в отряд. Из обычного отряда — в пресс-отряд и обратно. С одной работы кидают на другую. Существует практика заказных рапортов, когда осужденным приказывают подавать их на других — и люди отправляются в штрафной изолятор, лишаются посылок. Хасис не выдержала и пошла по пути наименьшего сопротивления. Она начала дружить с Куприяновым. Перемещается без конвоя, ходит, где ей хочется, хоть это и запрещено тем же Куприяновым. Именно Хасис придумала фишку: каждая осужденная в ИК-14 должна написать заявление, что мы не хотим тут никаких правозащитников, они мешают работать.
В письме Толоконниковой минимум два указания на тяжкие преступления, совершенные в колонии — убийство и нанесение тяжких телесных повреждений.
Я сейчас занимаюсь тем, что пытаюсь расширить предмет исследования вообще. Речь уже не только об угрозах Куприянова Толоконниковой. В собранных материалах есть все признаки статьи 285 УК РФ — злоупотребление должностными полномочиями руководством колонии. Есть факты избиений и оказания психологического давления на осужденных. Все ходатайства я подал, только никак следователя заинтересовать не могу. Он старательно обходит незаконные действия, случаи насилия и убийство. Он расследует только, угрожали Толоконниковой или нет. Ну, как расследует. Например, когда свидетельница показала, что Толоконникова кричала, когда ее хватали, следователь уточнил: вы точно уверены, что она именно кричала? Может быть, она не кричала, а пела, ты все просто не так поняла. Ну да, обычное дело — все поют, когда их хватают и воду отнимают.

По-прежнему отсутствуют какие-либо вразумительные и конкретные ответы на вопрос: что происходит с Надеждой Толоконниковой и жива ли она вообще? Как следует из сообщения, размещенного на сайте "Русская планета", руководство Лечебно-профилактического учреждения №21, где находится осужденная участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, не допустило к ней старшего следователя Зубово-Полянского МСО управления Следственного комитета по Мордовии Михаила Марчкова, сообщил Марчков адвокату Толоконниковой Дмитрию Динзе, передает«Открытое информационное агентство».
Агентство отмечает, что ЛПУ не предоставило Марчкову никаких медицинских документов. Поездка следователя, который проводит проверку в отношении заместителя начальника ИК-14 Мордовии по заявлению участницы Pussy Riot о преступлении, в медучреждение была согласована с главой Зубово-Полянского МСО управления СК по Мордовии, уточняет агентство.
По данным агентства, СК принял решение назначить судебное-медицинское исследование состояния здоровья Толоконниковой после недопуска к ней. Таким образом, следователи хотят выяснить, может ли осужденная участвовать в следственных и проверочных мероприятиях по состоянию здоровья, отмечает агентство.
По словам Динзе, защита Толоконниковой обратится к главе СК Александру Бастрыкину с просьбой обеспечить выполнение полномочий сотрудников возглавляемого им ведомства в Мордовии. Он добавил, что, согласно закону «О Следственном комитете РФ», следователь имеет право входить в подобные учреждения в целях расследования уголовного дела или проверки сообщения о преступлении, находящегося у него в производстве.
Попасть к Толоконниковой не могут с 30 сентября!!! и ее адвокаты, начальство колонии объясняет недопуск «медицинскими основаниями». 8 октября правозащитники из ассоциации «Агора» направили главе Федеральной палаты адвокатов Евгению Семеняко письмо с просьбой разобраться с ситуацией недопуска защиты к Толоконниковой.
От редакции
Чем дольше сохраняется завеса тайны над состоянием Надежды Толоконниковой, тем больше оснований подозревать, что в этом деле все далеко не чисто. Главный вопрос - а жива ли она вообще? Если жива, то, как справедливы подозрения правозащитников: скорее всего, она была подвергнута побоям и истязаниям и руководство колонии ждет, когда исчезнут следы побоев и доказать что-либо будет попросту невозможно.
Так это или не так - во всем предстоит разобраться. Но пример Толоконниковой неопровержимо доказывает другое: для политических репрессий путинский режим взял на вооружения натуральные гестаповские методы.
http://www.aboutru.com/2013/10/pussyriot-2/

Письмо Надежды Толоконниковой от 11 октября 2013 года
Вчера, в пятницу, 11 октября, ко мне впервые за две недели пустили адвоката. До этого я, начиная с ИК-14 и продолжив в ЛПУ-21, находилась в полной информационной изоляции. Медицинского запрета на контакты с людьми, на который ссылается ФСИН, у меня не было, потому что все это время я контактировала с сотрудниками этих учреждений. Из разговоров с высокопоставленными служителями тюремного управления мне было очевидно, что причины блокады совсем иные, никак не медицинского характера, но политического.
Я хочу объявить всем, кто имеет отношение к помещению меня в блокаду: если вы думаете, что без связи со своими товарищами я стану податливее и откажусь от выстраданных за время заключения взглядов на состояние мордовских лагерей, то вы грубо ошибаетесь. Когда вы давите на меня и нарушаете мои права, в том числе и законное право на встречу с защитой, то моя бескомпромиссность по отношению к ситуации в Мордовлаге лишь возрастает.
Спасибо тем, кто поддержал мой протест против беззакония в мордовских лагерях — циничного беззакония, прикрывшегося лозунгами экономической эффективности. Человек не может быть средством – он должен выступать в качестве цели. А запугивание и унижение не может быть методом воспитания и исправления человека.
С советских времен мордовские лагеря выступали для властей последним средством, которым они надеялись сломить волю политзаключенных, не раскаявшихся во время своих беззаконных судилищ. Я рада, что хоть как-то могу изменить ситуацию в Мордовлаге сегодня, чтобы отобрать это пыточное орудие из рук государства. В память о Марченко и Галанскове - диссидентах, погибших в советских лагерях. Я горжусь ими.
Я благодарна адвокатам и моим оставшимся на свободе друзьям за то, что они продолжают распространять информацию о моем протесте. Не думаю, что кому-нибудь пришло бы в голову обвинять, скажем, Ларису Богораз в том, что она рассказывает людям о действиях Юлия Даниэля в Мордовлаге. Это и есть проявление элементарной гражданской и товарищеской этики.
Я благодарна правозащитным комиссиям, которые посетили ИК-14 после объявления голодовки. Я рада, что элементарная честность не дала даже тем, кто приехал туда с целью загладить преступления ФСИН, опровергнуть очевидное: грубые нарушения трудового законодательства и уголовно-исполнительного закона в ИК-14, на которые при всем желании невозможно закрыть глаза. Кто-то из них выслушивал меня внимательно, а кто-то, даже не представившись (позже я поняла, что это был гражданин Евгений Мысловский, бывший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РСФСР), старался как можно скорее ретироваться, не желая принимать во внимание мои доводы и жалобы, больше полагаясь на показания лагерного начальства.
Меня оскорбил вывод некоторых членов президентского Совета по Правам Человека о том, что моя голодовка инициирована извне. Каким неуважением и пренебрежением ко мне надо обладать, чтобы сделать подобное заявление! Это мой срок, моя борьба, мои права, мое здоровье и моя жизнь. На стадии следствия, полтора года назад, я могла отказаться от своей политической позиции и покаяться, как диссиденты Якир и Красин в 1973-ем, и выйти на свободу. Но ничто не заставит меня сделать это. Я выбрала путь последовательности и честности. И как теперь можно думать, что я позволю себе действовать по чужому сценарию, быть безвольной игрушкой в чьих-то руках?
Надеюсь на то, что правозащитные инспекции в Мордовлаге не ограничатся краткосрочным визитом в ИК-14. Я знаю, что нарушения прав человека происходят и в других колониях нашего лагерного управления. Я видела полные обреченности и тихого ужаса глаза женщин, выезжающих из ИК-2, женской колонии в поселке Явас, которая совсем рядом с моим бывшим лагерем. На «двойке», в отличие от ИК-14 (где администрация предпочитает наказывать неугодных руками осужденных), сотрудники колонии сами избивают осужденных, которые пытаются протестовать и сопротивляться режиму, и гнобят их в ШИЗО, где действуют только два аргумента: холод и те же побои.
Я обращаюсь к тем, кто заинтересован в соблюдении прав человека в России. Зоны — это тоже часть России. Более того, бытует убеждение, что тюрьмы — это лицо страны. Я хочу, чтобы в мордовской лагерной системе, с которой меня связала судьба, произошли серьезные изменения в лучшую сторону. Большинство осужденных не верит, что что-то можно поменять, и только поэтому они молчат. Многие не верят правозащитникам, комиссиям, тем более — прокурорским и УФСИНовским проверкам. Почему? Потому что проверка приезжает и уезжает, а мы, осужденные, остаемся у своего разбитого корыта. Нам нужна помощь правозащитников, готовых на долгую и серьезную работу.
Пока правдивые показания о положении дел в лагерях могут дать только осужденные-камикадзе, готовые к репрессиям. Неудивительно, что таких единицы. Я считаю, что реальная правозащитная деятельность может начаться лишь тогда, когда честные показания перестанут считаться героизмом. Нам, осужденным, нужна гарантия того, что на следующий день после отъезда комиссии «жалобщика» не начнут морально и физически убивать. Создание безопасных условий, безусловно, есть долг правозащитника, действительно уважающего себя и свою работу.
Постоянный контроль и гарантии безопасности — вот, что нужно создать в Мордовии в первую очередь. Только когда мы с вами добьемся этого, мы сможем приступить к расследованию того, что реально происходит в колониях. Я верю в то, что добиться улучшения условий жизни и труда осужденных здесь, в Мордовии, и по всей России - возможно. И я готова для этого сделать все, что в моих силах. Но моей веры и желания недостаточно. Мне очень нужна ваша помощь.
Заранее спасибо.
Лагерная больница ЛПУ-21
поселок Барашево, Мордовия
Надя Толоконникова
11 октября 2013 года