Наташа прекрасно знала этот взгляд у подруги и хотела было разразиться тирадой с призывом к здравому смыслу, но в этот момент в комнату вошел новый гость.

- Доброе утро, господа, - на пороге комнаты стоял доктор Розенбаум. - Прошу прощения, что я без предупреждения, но ситуация не терпит отлагательства. Я слышал о несчастном случае с Анатолием... И решил удостовериться, что это не праздные слухи.

Из-за спины врача выглянула перепуганная Мария. Она умоляюще посмотрела на Александру и беспомощно пожала плечами. По всей видимости, доктор даже не спросил разрешения пройти и не дал возможности экономке как-то предупредить присутствующих о своем визите.

- Доброе утро, - Сергей пошел Розенбауму навстречу и протянул руку. - Мы пока не знаем точно. Фактически за городом нашли разбитую машину Анатолия Васильевича. Подробностей пока не будет. Идет следствие, - уклончиво добавил он.

- Доброе утро, да, - поспешил откликнуться за Сергеем историк.

- Знакомьтесь, доктор, профессор Арен, - следователь жестом пригласил гостя в комнату, одновременно представляя мужчин друг другу, - профессор Розенбаум.

- Коллега? - осведомился врач, не тратя и минуты на изучение лица того, чью руку собирался пожать.

Все его внимание было приковано к девушкам, сидящим на диване. Алекс бесстрашно встретила его взгляд. Теперь она не почувствовала прежнего страха перед этим человеком. Однако, Наташа обеспокоенно обняла подругу за плечи в знак поддержки. При этом в ее объятии чувствовалась мелкая дрожь, которую Алекс отнесла на счет то ли усталости, то ли переживаний от всего случившегося.

- Арен. Да. Симон Арен. Доктор исторических наук, - суетливо представился историк, пожимая протянутую руку Розенбаума обеими руками.

- Розенбаум. Терапевт, - коротко представился тот и снова перевел взгляд на Александру - Как Вы себя чувствуете, Александра Николаевна?

- Как... Вы меня назвали? - удивленно отозвалась Алекс после небольшой паузы.

Доктор раздосадованно кашлянул в кулак. Это вместо того, чтобы как-то наладить контакт и исправить сложившуюся между ними ситуацию, он умудрился все усложнить.

Истинной причиной столь раннего визита Розенбауму, конечно же, послужила не новость об исчезновении Анатоля, а сегодняшний телефонный разговор. Когда он вернулся со встречи с магистратом, на которой обсуждались его новые обязанности и принималось решение, что делать с домом Донжельгара, в особенности с библиотекой, то обнаружил на столе записку от Сильваны. Наследница и глава Приората обещала позвонить.

Остаток ночи старый доктор провел у телефона, словно на посту, чертя на листах бумаги схемы будущей расстановки сил в Ордене. На данный момент внутренний конфликт явно ослабил позицию тамплиеров по отношению к хозяевам. Магистрат чувствовал неладное в планах молодой приорэ и пытался выполнить шпагат на разрыв: одновременно сдержать клятву верности, данную Приорату, и сохранить верность многовековым законам Ордена. Так или иначе выходило, что вопросы исполнения долга неизменно оказывались смертным приговором тамплиерам, уничтожившим ради этого династию Хранителей. Жертва бессмысленная, если бы не планы Сильваны.

До недавнего времени Розенбаум, как и весь Магистрат, был уверен, что приорэ находится в Шотландии, в полной безопасности. Как оказалось, эта постоянная конспирация, стремление Ордена хранить все факты в строжайшей тайне, сослужили ему же плохую службу. Никто из Магистрата не знал о происходящем наверняка.

Она ворвалась в его жизнь внезапно и изменила ее необратимо. Рассчет был точен. Сильвана искала соратника из посвященных, и нашла его в лице опытного врача, в котором никогда не угасало любопытство ученого. Тот самый интерес, который заставляет все потрогать своими руками, разобрать на составные части и снова собрать в первозданном виде. А еще лучше - повторить, создать свое, может, даже по определенным параметрам лучше оригинала. Именно это качество в характере доктора стало козырной картой, которую Сильвана умело разыграла. Конечно, высочайшее предложение поставить его во главу Ордена тешило и природное тщеславие Розенбаума. Но интерес ученого составлял неоспоримый приоритет.

Первое послание от Сильваны он получил на бумаге. Письмо в герметично закрытом конверте, написанное особыми чернилами. Слова испарялись на воздухе, несколько минут спустя после того, как он развернул плотную тисненую бумагу. Легкий, красивый женский почерк. На какое-то мгновение доктору показалось, что он почувствовал такой же легкий аромат духов. Но конечно, он ошибся и устыдился собственной, не известно, откуда взявшейся, слабости.
С тех пор последовало еще два письма и одна встреча. Все, что он знал о Сильване, ни в коей мере не удовлетворяло его любопытства. Высокая, стройная женщина. Розенбаум помнил ее руку, протянутую при их единственной встрече, тогда ночью: белая, нежная, мягкая, ухоженная рука, узкая ладонь с чуть нервными, длинными пальцами с уклоном во внешнюю сторону. Владелице этой руки никак не могло быть больше тридцати лет. Мысли излагает лаконично, без особоых витиеватостей. Если бы не слишком ровный, по-женски округлый почерк, можно было бы сказать, что писал мужчина. Факты, доводы, четко поставленные цели, продуманные шаги, учитывающие все возможные последствия.

Розенбаум складывал ее образ по крупицам, анализируя каждое слово и каждый известный ему факт: проницательна, умна не по годам, расчетлива. И все ее предположения оправдались до мелочей. Впрочем, чему удивляться, ведь это наследница Приората.

Доктор стремился увидеть ее лицо, запрещая фантазии рисовать идеализированный образ, и удивлялся собственной жажде. Ведь он давным давно закрыл для себя женскую тему, но эта... Эта женщина довела его до той степени накала эмоций, когда они превращаются в одну болевую точку, в сгусток неудовлетворенной энергии внутри. И Розенбаум чувствовал, что эта болевая точка давно сместилась в низ живота, практически в пах, не давала покоя и надоедливо саднила даже тогда, когда он не думал о Сильване.

План приорэ оказался дерзким и рискованным: вывести бафомета в видимое состояние и дать ему стабильное, но закрепощенное физическое тело. Розенбаум покачал головой. Бафомет - существо, представляющее собой квинтэссенцию природных сил, соединение четырех элементов, материализованное отражение Творца, подчиняющееся лишь законам природы. Демон по сути. Никакой человеческой силе не подвластна стихия. Пожилому ученому были известны попытки материализации бафомета и их печальный исход. Никому из рискнувших за последние пару тысяч лет не удалось пережить этот эксперимент. Но Сильвана была уверена в успехе. Она прислала Розенбауму несколько свитков на изучение. Сначала эти свидетельства об экспериментах монахов не вызвали в нем ничего, кроме снисходительной улыбки. Но постепенно сперва казавшаяся безумной идея захватила все его существо.

А может быть, эта женщина, которая так увлеченно описывала возможные преимущества человечества от подобной материализации, смогла заразить его до такой степени? Как уверена она в том, что бафомет даст людям знания, необходимые для единения с божественным, как ее увлекала возможность достижения чистого Акаша и прозрения. Доктор не знал, стоит ли верить в то, что Сильвана стремится установить мир на планете с помощью этого существа. Почему-то он ожидал от него совершенно обратного: воин, катастроф, эпидемий - одним словом, апокалипсиса. И совершенно верно ожидал, если судить по сбивчиво-поэтичным отчетам средневековых монахов. Наверняка, у молодой приорэ имелся конкретный список со всеми перспективами и желаниями по отношению к бафомету. Никак не верилось доктору в бескорыстие столь расчетливой персоны. Одно оставалось ясным: если эксперимент удастся, у Сильваны будет достойная пара. Поистине королевская.

Опираясь на древние пророчества и опыт предшественников, Сильвана нашла неожиданное решение: не просто заставить Бафомета материализоваться, а дать ему возможность раскрыться в человеке. Розенбаум не верил в счастливый случай. Конечно, кто-то уже пытался проделать и такое. Поэтому Сильвана совершенно целенаправленно выбрала подопытного с определенными качествами. Она, конечно, знала, что бафомет в итоге убьет его в стремлении к свободе. Ведь для него человеческое тело схоже с тюрьмой. Поэтому она решила дать перерождающемуся бафомету, не потерявшему еще человеческих качеств, возможность зачать ребенка. А потом она хотела соединить энергетические центры отца и сына и таким образом создать для бафомета якорь и способность к человеческой жизни. Розенбаум был уверен, что неуправляемое существо просто пожрет ребенка. Но шанс дать ему новую форму и стабилизировать его в человеческом облике означал самый настоящий прорыв. Это было интересно, захватывающе, давало ему ощущение власти над самой жизнью. Доктора уже мало заботили цели Сильваны. Они сами собой уходили на задний план перед открывшейся сутью и возможностью решения такой задачи.

Листки, исписанные данными, расчетами, сравнительными таблицами заполонили его дом, мысли и сны. Он не отвечал на телефонные звонки, не читал почты и не открывал дверей несколько дней, а может, и недель, боясь расплескать информацию, отвлечься и потерять тончайшую нить. Ему казалось, что осколки мыслей и фактов вот-вот сложатся в нужную картинку. Этот поиск потребовал от ученого напряжения всех сил и сосредоточил все мироздание в пределах его кабинета. Все мироздание было уложено в графические символы на разрозненных листках бумаги.

Именно за этим занятием застал его Анатолий, обеспокоенный исчезновением старинного друга, который в свое время во многом заменил ему отца. Много лет назад они обменялись запасными ключами от домов "на всякий случай". И это был первый раз, когда ему пришлось воспользоваться ключом от дома Розенбаума. В тот самый момент, когда его фигура возникла в дверном проеме кабинета, старый врач проклял все на свете. Нет, его рассердил не тот факт, что Анатолий Донжельгар непрошеным гостем явился в дом и прервал его размышления. Просто Анатолий по массе причин ничего не должен был знать обо всей истории.

Причина номер один заключалась в том, что Розенбаум был осведомлен: выбор Сильваны в плане рождения ребенка бафомету пал на Александру, словно в мире не оказалось других женщин. Назвать это простым стечением обстоятельств не поворачивался язык. И доктору пришлось немедленно искать приемлемую версию происходящего. Он вкратце рассказал о происходящем, умалчивая об истинных мотивах для своего расследования. С тех пор Анатолий стал посвященным, но принял решение оградить Александру от контакта с бафометом. Он прекрасно знал, что нужно делать, чтобы молодая женщина чувствовала себя в безопасности, и сделал все возможное, чтобы она по собственному желанию оставалась рядом с ним, не подозревая об истинных мотивах.

В планы Сильваны входило отвезти Александру в спокойное, тихое место, куда-нибудь в лесной дом, чтобы дождаться рождения ребенка и довести эксперимент до логического завершения вдали от любопытных глаз. Чем меньше посвященных в детали, тем лучше, настаивала она, и это, конечно, правильно. Но никто не принял в расчет врожденное благородство графа Энгельгарда. Или все же любовь?

Сегодня Розенбаум не мог с уверенностью сказать, что в большей степени помешало ему осуществить планы. В любовь он, как всякий естествоиспытатель, конечно же не верил. Но Анатолий несколько раз перечеркивал все его старания одним махом и доказывал, что иного выхода у доктора нет, кроме как устранить непредсказуемого безумца, чьими поступками руководили исключительно гормоны, никак не здравый смысл. Собственно, как показали последние события, и это мало помогло. Видимо, Анатолий почувствовал или предвидел радикальные меры. Иначе представлялось невозможным объяснить его поступок с кольцом. Неизвестным оставалось и то, знает ли новая хозяйка о том, какими силами распоряжается, успел ли граф посвятить ее во все детали происходящего.

Как бы там ни было, следующий ход оставался за Сильваной. Тот факт, что он является фигурой в чужой шахматной партии, досадовал доктора немало. Оставалось надеяться, что его назначили все же не пешкой, а, скажем, ферзем, но Розенбаум был слишком стар и научен жизнью, чтобы полагаться на подобную фантазию.

Телефон неожиданно звякнул и заставил доктора вздрогнуть, несмотря на то, что он ждал этого звонка. Розенбаум немедленно снял трубку.

- Да.

- Доктор, у нас мало времени, - услышал он женский голос. - Вы должны сделать все, чтобы завоевать снова ее доверие. Ситуация подходящая. Вы можете сыграть на исчезновении графа. Кстати, отличная работа. Отдаю Вам должное. Нас это приближает к цели, но всего лишь на шаг. Я ничего не хочу оставлять на волю случая. Слышите?

- Да.

Он слышал. Слушал и размышлял, сколько дней пытался представить себе звучание этого голоса, отталкиваясь от шепота или приглушенного смеха, которые он услышал при их первой встрече, когда она не показала своего лица. Сегодня в нем не было натужной хриплости или попытки исказить звучание. Сильвана говорила свободно, видимо, совершенно не опасаясь, что их услышат. Сильный молодой голос, как он и предполагал. Но что-то заставляло старого лиса беспокойно вслушиваться даже в дыхание собеседницы.

- По моим подсчетам, у нас неделя-две в распоряжении. Не больше. У бафомета уже появилась белая борода. Мне кажется, до родов тоже приблизительно столько же. Я могу рассчитывать на Вас?

- Конечно. Меня смущает только ажиотаж, который создадут вокруг нее сыщики.

- Это не Ваша забота, - хмыкнула она, и сердце доктора тревожно ухнуло. - Ваша задача - восстановить потерянное доверие.

- Да...

- Тогда действуйте. До связи, - без сантиментов попрощалась Сильвана и положила трубку, не дожидаясь ответа.

Розенбаум медленно опустил трубку на рычаг и сам себе сказал:

- Быть того не может...

Но факты - упрямая вещь. Со всей неизбежностью доктор понял, что заставило его так нервничать. Нет, с уверенностью этого утверждать нельзя, но все же не зря показалось, что он знает этот голос. И голос, и интонации, и дыхание... Когда Сильвана хмыкнула на другом конце провода, перед его глазами ясно вырисовались ее губы. Розенбаум определенно знал этот изгиб и поверить не мог, что его так легко провела женщина, что он раньше не понял очевидного.

И пока он размышлял над этим фактом по пути к дому Анатоля, ему вспоминались все больше и больше фактов, которые, как казалось, подтверждали внезапную догадку.

- Как Вы меня назвали? - Алекс смешливо вздернула нос.

- Ох! Простите старика великодушно, Александра Вениаминовна. У меня все в голове перепуталось из-за этих страшных новостей. Видимо, хотел сказать все сразу. Так как Вы себя чувствуете? - он подошел к дивану и протянул ладонь, - Позволите ручку?

Александра протянула ему руку для приветствия, но доктор аккуратно взял ее за запястье и моментально вытащил карманные часы. Пока она колебалась, стоит ли отнять руку и обидится ли врач на такой жест, Розенбаум кивнул и удовлетворенно произнес:

- Похоже, я напрасно переживал. Частота и наполненность пульса хорошие. Так как Вы себя чувствуете?

- Хорошо, - она постаралась придать голосу прохладное звучание: подпускать Розенбаума к себе слишком близко не хотелось. - Только устала немного.

В ней все еще живы были воспоминания о его словах в больнице и о том, как безжалостно он отправил ее обратно в темноту, когда ей нужна была помощь. Конечно, вполне может быть, что он старался сохранить ей жизнь, но пережитый ужас и сейчас холодком отзывался по позвоночнику.

- Господа, - сказал доктор, не давая паузе затянуться, и устало опустился в свободное кресло рядом с Александрой, - простите мне мою слабость. Видимо, мой возраст все же сказывается. Вы позволите попросить у Вас чаю, Александра Вениаминовна?

- Белого? - улыбнулась Алекс, живо вспомнив их первое знакомство.

Вереницей ярких вспышек в памяти загорались мгновения последних месяцев. Ей вспомнилось белое сияние вокруг входящего в комнату Анатоля, белый чай в почти прозрачных чашках и круассаны, восторг от вороха подарков, его губы и голос: "Новая история обязательно будет счастливой" - и подсолнухи...